Прежде чем все члены семьи разъехались, Люк и Амелия объявили о своем будущем счастье, присоединив свои надежды к надеждам Аманды и Мартина. Все были очень рады. Елена кивнула, в глазах ее появилось что-то более глубокое, чем просто радость.
Что же до Кирби и бедняжки Фионы, здесь все прояснилось и все, насколько это было возможно, встало на свои места.
Амелия вздохнула:
— Бедная Фиона. Я никак не могу поверить, что Эдвард оказался настолько бесчувственным, что мог использовать ее в своих корыстных целях. Он отдал ее в руки Кирби и обязательно должен узнать, что этот Кирби собой представляет.
— Нам никогда не понять Эдварда. — Люк погладил жену по щеке. — Он видел влюбленность Фионы и поощрял ее исключительно из эгоизма. Когда мы его изгнали, она стала добровольным орудием его мести. Только это ему и было нужно в ней.
Амелия передернулась:
— Я просто не могу поверить, что он твой брат.
— Я тоже. Но это так. Не кори меня за это.
Она рассмеялась и обняла его:
— Разумеется.
Поскольку Кирби в своей лондонской квартире припрятал почти все, что украла Фиона, украденное изъяли и вернули владельцам. Но сейчас было лето, и светское общество разъехалось по загородным поместьям, а потому слухи распространились не слишком широко — объединенных усилий Эшфордов, Фалбриджей и Кинстеров хватило, чтобы замять эту историю. Ее преподносили всего лишь как дополнение к прежней, уже устаревшей опале Эдварда, и вскоре все говорили об этом как о «старой новости».
Однако не отпустил Кирби Люк.
Всякая снисходительность, которую он мог проявить, исчезла, когда наутро после его поимки Люк увидел синяки на шее Энн. Девушка оказалась права: Кирби намеревался убить Фиону, но перепутал ее с Энн.
Понадобились усилия всех присутствующих в доме леди, чтобы сохранить Кирби жизнь, пока его не увезут из Калвертон-Чейза. Его и их показания были выслушаны окружным судьей. Теперь Кирби находился в Лондоне и ждал суда.
Жизнь в доме после всех событий потекла мирно и безоблачно, Люк и Амелия заботились о тех, кто на них работал, все были довольны — а что еще нужно для счастья? Впереди их ждала лучшая часть лета, а дальше — вся жизнь!
— Завтра приезжают Киркпатрики, — однажды объявил Люк. — Не захочет ли Эмили, чтобы мы дали бал?
— Насколько мне известно, Эмили будет вполне довольна, если мы просто оставим ее с Киркпатриком наедине. Они пробудут здесь неделю — мы сможем поговорить с его родителями и выяснить, что они думают по этому поводу.
Люк согласился с разумным решением жены, вытянулся рядом с ней на постели, положив руку ей на живот.
Так они и лежали — спокойные, согласные и удовлетворенные.
Открылась входная дверь. Послышались голоса. Один был мужской, ворчливый, другой — женский, резкий, решительный. Как бы отмахивающийся.
Люк помрачнел.
Увидев это, Амелия пробормотала:
— Мне кажется, Саймон твердо уверен, что Порции небезопасно брать собак на прогулку в лес. Когда она одна.
— Но ведь с ней собаки, — отозвался Люк удивленно.
— Кажется, Саймон не считает, что собаки — надежная защита.
Люк захлебнулся смехом.
— Если он хочет переубедить Порцию, желаю ему удачи.
Препирательства во дворе достигли апогея, подтверждая правильность его мнения о сестре и правильность мнения Амелии о брате.
Порция направилась к псарне, и голоса постепенно стихли. Можно было не сомневаться, что Порция шагает, высоко вздернув нос, а Саймон тащится за ней, исполненный мрачной решимости.
Супруги переглянулись и опять погрузились в согласие. Наслаждались им, купались в нем.
— Есть одна деталь, которую ты мне так и не объяснила, — заговорил Люк.
— Какая?
— Почему ты выбрала именно меня?
Амелия подняла на него глаза и улыбнулась.
— Я выбрала тебя потому, что всегда тебя хотела, — почему же еще?
— А, понятно. Потому что я вызывал у тебя вожделение.
— Вот именно. — Она потерлась о его грудь.
Он взял ее за подбородок и прижался к ней губами. Наконец он отпустил ее.
— Ты ужасная лгунья.
Она заглянула в его темные глаза, вздохнула и прижалась к нему.
— Ну, тогда вот тебе правда. Я задумала и составила план, как выйти за тебя замуж. Я считала, что, если мне удастся женить тебя на себе, мы найдем… — Она сделала жест рукой.
— Это?
— Да. — Она снова положила голову ему на грудь, а ладонь с растопыренными пальцами — на сердце. — Вот этого я всегда и хотела.
Он прошептал, зарывшись лицом в ее локоны:
— Ты оказалась более дальновидной, чем я. Я никогда не думал, что такое вообще возможно.
Она подумала и спросила:
— Значит, ты ничего не имеешь против того, что я подстерегла тебя и заманила в ловушку?
— Если бы я даже знал, что это ловушка, я бы все равно остался в ней. Ты — вот что мне было нужно, и, по правде говоря, мне было все равно, каким способом я тебя заполучу.
Она усмехнулась:
— Выходит, мы оба преуспели в наших планах.
— Мне кажется, мы оба доказали, что, сдаваясь, можно оказаться победителем.
Она рассмеялась и поцеловала его.
— Чья же победа? Твоя, моя — наша?
Он поцеловал ее и ответил:
— Окончательная победа.