Он так крепко сжал зубы, что челюсть едва не треснула.
– Ну как? – осведомилась Пенелопа. – Сойдет?
– Неплохо, – проворчал он, с трудом обретая дар речи. – А сейчас пора идти.
Вчетвером они набились в наемный экипаж и отправились на Петтикоут-лейн. По дороге снова обсуждали порядок, в каком будут отрабатывать список Стоукса, и не стоит ли разделиться на две группы. Последнее решение было отложено до прибытия на место.
Оставив экипаж на северном конце длинной улицы, они влились в толпу, теснившуюся между двойными рядами лотков, тянувшихся вдоль тротуаров. Ни один кучер не посмел бы проехать в своем экипаже по Петтикоут-лейн, когда торговля в самом разгаре.
Самые разнообразные звуки и запахи ошеломили их. Барнаби глянул на Пенелопу, опасаясь, что та дрогнет. Но, судя по выражению лица, ей не терпелось приступить к делу. Она без труда игнорировала то, чего не желала замечать, и жадно впитывала все новое, с чем до сих пор ей не удавалось столкнуться.
Он серьезно сомневался, что найдется хотя бы еще одна дочь виконта, которая согласится свободно разгуливать среди обитателей Петтикоут-лейн.
Указанные обитатели, в свою очередь, бросали в ее сторону внимательные взгляды, но, кажется, принимали за свою, тем более что подол широкой юбки был куда короче, чем принято в обществе, и едва доходил до верха поношенных полуботинок. С ее природной самоуверенностью и хорошей имитацией местного выговора она не вызывала подозрений. К счастью, Барнаби тоже ничем не выделялся из здешней публики, разве что маячил за плечом Пенелопы как демон-мститель. Излучать злость для него не представляло труда, потому что именно злость он и испытывал в данный момент.
Когда чумазый карманный воришка подобрался слишком близко к Пенелопе, достаточно было одного взгляда Барнаби, чтобы тот растворился в толпе.
Стоукс остановился рядом с Барнаби. Пенелопа и Гризельда, стоявшие перед ними, восхищались аляповатыми бантами, выставленными на шатком лотке.
Взглянув поверх моря голов, Стоукс предложил:
– Почему бы тебе и Пенелопе не пойти по этой стороне? Мы с Гризельдой возьмем противоположную.
Барнаби кивнул, не спуская взгляда с Пенелопы:
– Фиггс, Джессап, Сид Льюис и Джо Ганнон – сегодня мы охотимся за ними.
Стоукс кивнул:
– Да, либо здесь, либо на Брик-лейн. Это их территория. Местные жители должны их знать. Но не слишком усердствуй… и Пенелопе не давай.
Барнаби утвердительно хмыкнул. Хотелось бы представить, каким образом это ему удастся, тем более что Пенелопа окончательно вышла из-под контроля.
Но мысль о необходимости держать в узде женщину, переодетую цветочницей, дала толчок идее как к возможному средству выживания. Когда Стоукс увел Гризельду, Барнаби схватил Пенелопу за руку и потащил к ближайшему лотку.
– Что случилось? – прошептала она.
Он объяснил план Стоукса и показал на ряд лотков:
– Эта наша сторона. Пойдем по ней. Однако нужно держаться вместе, чтобы я смог достойно сыграть роль ревнивого любовника, раздосадованного тем, что ты тратишь время и деньги на всякую ерунду.
– Но зачем?!
– Потому что местные обитатели вполне меня поймут и посочувствуют.
И от него не потребуется никаких усилий, чтобы эту роль сыграть.
Пенелопа фыркнула и бросила на него недоверчивый взгляд. Он ответил тем, что обнял ее за талию и привлек к себе. Пенелопа застыла и яростно сверкнула глазами, но Барнаби только коварно усмехнулся и; щелкнул ее по носу.
– Ни одна ковентгарденская цветочница не отреагирует подобным образом. Вы должны держаться соответственно.
Он позволил Пенелопе самой выбирать, к кому обращаться: похоже, она интуитивно чувствовала, с кем заводить разговор. Сам он предпочитал молчать и ограничивался ворчанием, фырканьем и односложными ответами.
Пенелопа должна была признать, что их план сработал. Их принимали за своих, и их разговоры с торговцами звучали вполне естественно.
К сожалению, за все приходится платить. Близость Барнаби, его мускулистого тела, к которому ее прижимало всякий раз, когда толпа чересчур напирала, его властные прикосновения, тепло большой ладони, сжимавшей ее пальцы, возбуждали целый вихрь эмоций, тревожащую смесь волнения и настороженности, вызывали трепет наслаждения.
Шли минуты, а она никак не могла овладеть собой. Зато им удалось узнать местонахождение двоих из тех, кого они искали.
Достойное возмещение за потраченные нервы.
Они зашагали по узкой улочке, в конце которой, как им сказали, жил Сид Льюис, и остановились посредине.
Пока Барнаби осматривал толпу, пытаясь отыскать взглядом Стоукса и Гризельду, Пенелопа всматривалась в дома:
– Пятая дверь на северной стороне. Я ее вижу!
Она схватила Барнаби за рукав и попыталась потянуть к дому.
– Дверь открыта. Внутри люди.
Барнаби накрыл ее ладонь своей:
– Я не вижу Стоукса. Ну да ладно, посмотрим. Но постарайтесь не выходить из роли.
– Уверены, что все мужчины в Ист-Энде такие тираны?
– Насколько мне известно, они куда хуже.
Пенелопа хмыкнула, но послушно пошла рядом. Поравнявшись с пятой лачугой, она увидела внутри какое-то движение. Но на узкой дороге было совсем мало прохожих и чрезмерное любопытство могло привлечь внимание, а из дома кто-то выходил.
Барнаби отступил и схватил ее в объятия.
– Подыгрывайте, – прошептал он и, наклонив голову, коснулся губами ее щеки. Голова Пенелопы пошла кругом, а горло перехватило. Его тепло окружало ее и словно плавило не только плоть, но и кости. Она, сама того не сознавая, прижалась к его мускулистой груди.
Ее реакция не имела смысла, но и отрицать ее было невозможно. Она трепетала в ожидании следующего прикосновения его губ. Хорошо, что он поддерживал ее, потому что она внезапно ослабела.
И тут вдруг сообразила, что он оглядывает улицу поверх полей ее шляпки! Использует ее как прикрытие.
Пенелопа задохнулась от негодования. Но сейчас для ссор не было ни времени, ни причин.
И хотя он продолжал наблюдать за улицей, приходилось одновременно сражаться со своими инстинктами, держать их в узде, контролировать.
Но его чары скоро развеялись, и она уже попыталась было вырваться, когда Барнаби прошипел:
– Стойте смирно!
Прерывисто вздохнув, она процедила:
– Вы так ведете себя, чтобы отплатить мне за то, что я настояла на сегодняшней поездке.
Он крепче сжал ее талию и прижал губы к чувствительному местечку за ухом. И услышал, как она охнула. Почувствовал, как ладони, упершиеся в его грудь, ослабели.