На его взгляд Мэдлин ответила таким же пристальным взглядом, а затем, издав тихое «гм», скрестила руки — плотно, под соблазнительно пышной грудью, — отчего Джарвису стало еще труднее смотреть ей в глаза и тем более думать.
Надув губы, Мэдлин в течение полуминуты притопывала ногой и в конце концов, раздраженно фыркнув, потребовала ответа:
— Ну?
— Что «ну»?
Так как она не задала прямого вопроса, у Джарвиса, естественно, не было ответа — пока не было.
Как было видно по ее глазам, Мэдлин прекрасно понимала, что он нарочно прикидывается бестолковым.
— Вы согласны прекратить ухаживать за мной и вместо этого обращаться со мной так, как обращались прежде?
Джарвис еще на мгновение задержал ее взгляд, а потом, откинувшись в кресле, бросил:
— Нет.
— Что вы хотите сказать этим «нет»?
Ее глаза расширялись, пока не стали похожими на серебряные диски — валькирия вернулась. Если бы у Джарвиса не было такого опыта в сражениях, он, без сомнения, съежился бы и поспешно отступил. Но вместо этого он с интересом рассматривал Мэдлин, а затем спокойно заявил:
— Вы будете великолепно согревать мою постель.
— Что-о?!
Она уставилась на Джарвиса, словно громом пораженная. Любые сомнения, которые оставались у него относительно ее полной слепоты к собственной привлекательности, были уничтожены ошарашенным выражением в ее глазах. Затем Мэдлин расправила плечи, и холодное достоинство словно накидкой накрыло ее.
— Прекратите! Вы же знаете, что не хотите, чтобы я…
— Мэдлин… — Он дождался, чтобы она посмотрела ему в глаза. — Как по-вашему, для чего был тот поцелуй?
— Я… — моргнув, она недовольно посмотрела на него, — не имею ни малейшего представления. Что ж, не скажете ли мне?
— Тот поцелуй был предназначен выяснить, совместимы мы или нет. — Джарвис смотрел ей прямо в глаза. — На тот случай, если вы не уверены, как интерпретировать результат, то могу вас заверить, что мы совместимы.
— Совместимы с чем? — прищурившись, уточнила она.
Джарвис насмешливо выгнул бровь, как бы говоря: и кто теперь притворяется бестолковым?
— Оставив в стороне тему женитьбы…
— Прошу вас, не оскорбляйте мою способность мыслить упоминанием об этом.
Он разглядывал ее поднятую руку, оценивал высокомерное выражение, вдумывался в ее слова, прислушивался к ее тону. Что бы он ни сказал, какие бы аргументы ни привел, она все равно не поверит, что он собирается на ней жениться, — несмотря на то что это была правда.
У Джарвиса на этот счет больше не было ни малейшего сомнения с тех пор, как он провожал Мэдлин с террасы леди Портлевен.
Но неверие Мэдлин — больше того, ее неспособность поверить — не оставляло ему почти никакого выбора.
— Прекрасно, оставим это в стороне. Как я сказал, после этого вечера у меня в голове есть одна вполне осмысленная, разумная, логичная и обоснованная цель, касающаяся вас.
— И какая же?
— Я хочу — и добьюсь этого! — чтобы вы были в моей постели. — Единственная женщина, которая когда-нибудь будет согревать его постель наверху в графских апартаментах, — это его графиня.
— И это осмысленно, разумно, логично и обоснованно? — спросила Мэдлин после того, как долго молча смотрела на Джарвиса.
— Для меня — да.
Он сохранял спокойное, непроницаемое выражение; с таким же успехом они могли обсуждать севооборот.
Мэдлин еще раз взглянула на него, снова сложила руки под грудью — это движение подвергло суровому испытанию выдержку Джарвиса, — а потом глубоко вздохнула.
— Лорд Краухерст…
Заметив, как он поднял глаза к потолку, Мэдлин всплеснула руками, значительно облегчив ему задачу самообладания.
— Хорошо! Пусть Джарвис! Но вы должны понимать, что эта бессмыслица — ваше нелепое ухаживание за мной — ни к чему не приведет. Все, чего вы добьетесь, — заставите меня потерять терпение, но, как могут сказать мои братья, вам это не понравится.
Джарвис не был в этом так уверен. В образе валькирии Мэдлин бесспорно вызывала возбуждение. Конечно, она совсем не верила, что была привлекательной, поэтому, сказав ей об этом, он, несомненно, ничего не достиг бы. Он наблюдал, как Мэдлин снова беспокойно расхаживала по комнате. Если бы она была оскорблена тем, что он ее добивается, то рассердилась бы. Если бы она и вправду была равнодушна к нему — во что он не верил после поцелуя накануне вечером, — то ее обычная спокойная уверенность не была бы поколеблена.
А вместо этого она приехала сюда, протаптывала здесь его ковер, старалась уговорить его перестать ухаживать за ней… Почему?
Хороший вопрос, самый уместный вопрос. Джарвис улыбнулся про себя и после короткого размышления спокойно спросил:
— А что, если я добьюсь успеха?
Мэдлин замерла и уставилась на него. Несмотря на то что Джарвису были хорошо видны ее глаза, он совершенно не мог угадать ее мысли.
— Это бессмысленно, — переведя дыхание, тихо ответила Мэдлин.
— Давайте разберемся. Есть я, который, как вы справедливо заметили, лишен женского общества. И есть вы, двадцатидевятилетняя, незамужняя и намеренная оставаться такой еще по меньшей мере шесть лет. Мы происходим из одних слоев общества. Мы оба знаем, что нет никаких помех для любых отношений, которые могли бы доставить нам удовольствие. Я говорю, — продолжил Джарвис после короткой паузы, — что хочу видеть вас в своей постели. Единственное препятствие в достижении этого — ваше несогласие, и единственный человек, которого я должен убедить сказать «да», — это вы. И я намерен это сделать.
— Но вы не можете!
— Почему?
— Потому что вы не можете всерьез хотеть меня — невозможно, чтобы я на самом деле привлекала вас!
— А тот поцелуй вчера вечером? — прищурился Джарвис.
— Заблуждение!
— Если вы правы, то в результате действительно ничего не получится.
Он олицетворял само спокойствие… если не обращать внимания на его глаза и их пронизывающий взгляд.
Она посмотрела Джарвису прямо в лицо и ощутила то напряжение, которое привело ее на грань срыва, а когда его губы искривились, это напряжение снова со всей силой обрушилось на нее.
— Но если все же прав я, если меня действительно влечет к вам и я на самом деле хочу видеть вас в своей постели, тогда, по моему убеждению, вы должны дать мне возможность доказать вам это.
Мэдлин во все глаза смотрела на него, не понимая, каким образом они дошли до этого.
— Поймите, — в голосе Джарвиса зазвучали стальные нотки, — вы, в сущности, ставите под сомнение мое слово и, следовательно, мою честь. С вашей стороны будет только справедливо и разумно позволить мне прояснить дело — разубедить вас.