– И сколько бы, к примеру, ты за них заплатил? – осведомился он, чтобы потянуть время.
– Да сколько? – раздраженно воскликнул чучельник. – Ну, баксов триста… хоть и того они не стоят…
– Триста-а? – проныл Миксер, пятясь к окну. – Ну, триста – это не разговор! Это смешно! Ты, Серега, или говори настоящую цену, или отвали! Триста! Надо же…
– Сам-то их за дозу у мальчишки взял! – скривился чучельник. – Ну, четыреста…
– За сколько я их взял – до тебя не касается! – Миксер сверкнул глазами. – Это мой бизнес! А только если тебе эти часы нужны, так плати деньги!
– А я тебе что – не деньги предлагаю? – Чучельник тоже медленно двинулся к углу комнаты, набычив шишковатую голову. – Ну, если на то пошло – пусть будет пятьсот!
«Точно, особенные эти часы! – думал Миксер, преграждая дорогу подельнику. – Раз он пятьсот с ходу предлагает, значит, гораздо больше хочет за них выручить!»
Он встал перед чучельником и опустил правую руку в карман:
– Нет, Серега, так дело не пойдет! Или в долю меня бери, или проваливай отсюда! Ты меня знаешь, я за дурачка никогда не работаю…
Глаза чучельника застлала красная пелена.
Все пытаются его обмануть, подставить! Все пытаются сделать из него дурака! Ведь сам же Миксер и втянул его в эту историю… если бы не позвал тогда на подмогу, чтобы отделаться от подозрительного типа, расспрашивавшего об этих самых часах, – ничего бы не случилось! А теперь не хочет отдавать эти часы…
– Отдай часы, гад! – прорычал чучельник, наступая на Миксера. – Лучше отдай, мразь зеленая, иначе хуже будет! Ты меня знаешь…
Миксер еще что-то говорил, но чучельник не слышал его. Он видел только, как правая рука подельника высвобождается из кармана и что-то блестит в ней тусклым маслянистым блеском. Рассуждать и раздумывать было некогда, и Сергей Прохорович выбросил вперед длинную, как у обезьяны, руку.
Между пальцев у него было зажато бритвенное лезвие – то самое лезвие, которым он подпарывал звериные шкуры, когда делал из них чучела. То самое лезвие, которым он пользовался и в других целях, когда делал другую, страшную работу.
Зажатым между пальцами лезвием чучельник полоснул по горлу своего подельника и отступил, чтобы не запачкать одежду хлынувшей из раны кровью.
Миксер что-то попытался сказать, но захлебнулся, булькнул, его ноги подломились, и он тяжело обрушился на грязный вспученный паркет. Было странно, что его тщедушное тело произвело столько шума. Впрочем, беспутные обитатели этого дома не заметили бы и взрыва бомбы у себя над головой…
Сергей Прохорович постоял над ним секунду, запоминая этого человека. Была у него такая непонятная привычка: запоминать убитых людей.
Маленькие помутневшие глазки, сальные прилизанные волосы… в правой, откинутой в сторону руке был зажат нож-бабочка.
– Не я тебя, так ты меня… – пробормотал чучельник. – Сам виноват, я хотел по-хорошему…
Он обошел мертвеца, приблизился к углу комнаты возле батареи. Постучал по паркетинам, одна из них отозвалась гулко.
– Не больно-то хитрый тайничок… – протянул чучельник.
Вытащив из мертвой руки нож, подцепил паркетину, под ней оказалось небольшое углубление. Несколько пакетиков наркоты, тощая пачка денег и те самые часы.
Сергей Прохорович сильно рассчитывал, что найдет у Миксера пистолет, ведь своего он лишился, но этот расчет не оправдался.
Часы спрятал в потайной карман, деньги тоже прихватил, с наркотой связываться не стал. Поставил паркетину на место и как следует пристукнул, чтобы не выступала.
Выпрямился во весь рост.
И тут почувствовал на себе чей-то взгляд.
Вздрогнув, обернулся.
Девчонка открыла глаза и смотрела на него.
От этого пустого, неживого взгляда ему стало как-то неуютно.
– Ты чего, девочка? – заискивающим, льстивым голосом проговорил чучельник, отступая к двери.
Девчонка перевела взгляд с него на мертвого Миксера. И вдруг ее губы чуть заметно шевельнулись.
Лицо ее казалось настолько неживым, что больше напоминало не человеческое лицо, а гипсовую маску, так что от такого, пусть едва заметного, движения оно должно было треснуть, расколоться на куски.
Однако этого не произошло.
С удивлением и страхом чучельник понял, что при виде мертвого Миксера губы девушки сложились в улыбку.
– Смотри, Пу И, какая красивая штучка. – Леня взял песика на руки и показал ему лежащие на столе серебряные часы.
Песик вывернулся, прыгнул на стол и тронул лапой цепочку. Леня открыл круглую крышку, и часы заиграли. Пу И отскочил от неожиданности, потом тявкнул, присел на задние лапы и вдруг начал подвывать.
– Что происходит? – Лола тут же явилась на зов любимой собаки. – Как ты смеешь мучить животное!
– Да никто его не мучает! – смеялся Леня. – Ты только послушай! Он же поет!
Часы играли старую заунывную мелодию.
– Это же «Разлука»! – сообразил Леня. – Я в каком-то старом фильме видел – девчонка поет под шарманку, а собачка ей подвывает. Пу И, а ты-то откуда научился?
– У него природный талант, – сказала Лола, когда музыка кончилась и песик замолчал. – Точно, я вспомнила, когда на третьем курсе мы ставили сцены из «На дне», я там играла одну развеселую блатную девицу. И пела «Разлуку».
Она прижала руки к груди, закатила глаза к потолку и запела нарочито визгливым голосом:
Разлука, ты-ы, разлука, чужая сторона-а!
Никто нас не разлучит, лишь мать сыра земля!
Все пташки-канарейки так жалобно поют…
– Слушай, кончай этот концерт по заявкам! – Леня заткнул уши. – У меня дела, заказчику звонить надо.
Лола обиделась и ушла, подхватив Пу И.
– Могу вас обрадовать, – сообщил Леня Михаилу по телефону, – ваша вещь у меня. Когда произведем расчет?
– Да-да, спасибо вам, – ответил Михаил, – я, конечно, признаю, что поручал вам только найти часы, однако дело-то не закончено. Я должен выяснить, в чем заключается проблема…
– И вы хотите, чтобы я вам в этом помог? – весело спросил Маркиз. – Что ж, не скрою, меня самого заинтересовало это дело… Так что попробуем что-нибудь разузнать…
– Тогда подержите пока часы у себя, – просительно сказал Михаил, – видите ли, мне и спрятать-то их некуда. В квартире укромных мест нет, на работе если в сейф положить, то расспросы начнутся, а с собой носить – как бы опять не ограбили.