— В моем Гэтлине? — переспросила Лив, и румянец постепенно отхлынул от ее щек.
— Ну да, в твоем родном городе.
— Это маленький городок к северу от Лондона. Называется Кингс-Лэнгли.
— Как-как?
— Кингс-Лэнгли, это в Хартфодшире.
— Ничего мне не говорит.
— Давай попробую по-другому: именно там изобрели «Овалтин», — объяснила она, откусив от гамбургера, и вздохнула. — Ну этот растворимый напиток, знаешь? Добавляешь молоко, и получается шоколадный коктейль.
— Какао, что ли? — удивленно переспросил я. — Типа «Несквик»?
— Точно. Потрясающая штука, ты должен попробовать при случае!
Я так расхохотался, что пролил колу на свою выцветшую футболку с логотипом компании «Атари». Поклонница «Овалтина» знакомится с парнем, неравнодушным к «Несквику»! Я бы рассказал об этом Линку, но, боюсь, он неправильно меня поймет. Прошло всего несколько часов, а мне казалось, что мы с Лив — старинные друзья.
— А чем ты занимаешься кроме того, что пьешь «Овалтин» и изобретаешь научные приборы, Оливия Дюран из Кингс-Лэнгли?
— Дай подумать. — Она скомкала обертку от чизбургера. — В основном читаю книги и учусь в заведении под названием «Хэрроу». [6] Место не для парней.
— Правда?
— Что — «правда?» — спросила она, сморщив нос.
— Сплошное мучение? «М-у-ч-е-н-и-е»! Семь по горизонтали, Итан Уот! Ты что, забыл? Семь по горизонтали, как в поговорке «Не жизнь, а сплошное мучение»!
— А без двусмысленных намеков никак? — улыбнулась Лив.
— Ты не ответила на вопрос!
— Нет. Вовсе не мучение, по крайней мере — не для меня.
— А почему?
— Ну, для начала потому, что я — гений.
Она говорила об этом, как о чем-то само собой разумеющемся. С тем же успехом могла бы сообщить мне, что она — блондинка или англичанка.
— А зачем же ты приехала в Гэтлин? Что делать таким гениям, как ты, в нашей дыре?
— Я участвую в программе АОТ, «Академический обмен талантами», обмен между Университетом Дьюка и моей школой. Передай, пожалуйста, майонез.
— Ма-я-нез, — медленно произнес я.
— Ну, я так и сказала!
— И зачем тебя отправили в Гэтлин? Чтобы ты поучилась в муниципальном колледже Саммервилля?
— Да нет же, глупая башка! Я должна пройти практику у моего научного руководителя, знаменитого доктора Мэриан Эшкрофт, она же выдающийся ученый!
— А о чем у тебя диплом?
— Фольклор и мифология в контексте общественных изменений после Гражданской войны в Америке.
— В наших краях эту войну до сих пор называют «войной между штатами».
Лив восхищенно рассмеялась. Я обрадовался, что хоть кто-то оценил эту шутку, хотя у меня она вызывала лишь чувство неловкости.
— А это правда, что здесь, на Юге, народ до сих пор наряжается в форму солдат Гражданской войны и разыгрывает баталии просто так, для прикола? — спросила Лив.
Я молча встал из-за стола. Одно дело, когда такие вещи говорю я, а вот слышать их от Лив — совсем другое.
— По-моему, нам пора. Мы еще не все книжки доставили.
— Нельзя оставлять тут такую вкуснотищу, — запихивая в карман пакетик с картошкой фри, встала Лив. — Скормим Люсиль.
Я не стал рассказывать ей, что Эмма обычно кормит Люсиль жареной курицей и остатками запеканки, которые ей подают на ее собственном фарфоровом блюдце, в точности следуя указаниям Сестер. Представить себе не могу, чтобы она стала есть эту жирную картошку. Сестры всегда говорили про Люсиль, что она — «особенная кошка».
Хотя Лена ей нравилась.
Мы направились к выходу, и, взглянув в грязные с разводами окна, я заметил, что мимо проехала знакомая машина. В дальнем углу парковки совершал разворот в три приема «фастбек». Лена постаралась лишний раз не проезжать мимо нас. Отлично…
Я стоял и смотрел, как ее машина сворачивает на Дав-стрит.
Ночью я лежал в постели, заложив руки за голову, и смотрел на голубой потолок. Всего несколько месяцев назад мы с Леной сейчас легли бы спать в разных комнатах, но остались бы вместе — читали, смеялись, разговаривали о том, как прошел день. За это время я уже разучился засыпать без нее.
Я перевернулся на другой бок и взглянул на свой старый треснутый мобильник. С дня рождения Лены он изрядно барахлил, но иногда все-таки звонил. Но звонил он в последнее время редко.
Хотя она и раньше нечасто мне звонила.
Я вдруг почувствовал себя как семилетний мальчишка, раскидавший все элементы пазла по комнате, превратив ее в огромную мешанину разрозненных фрагментов. Когда я был маленький, мама садилась на пол рядом со мной и помогала мне собрать из этой бессмыслицы картинку. А теперь я вырос, а мама умерла. Я продолжал крутить в уме эту мозаику, но она все никак не хотела складываться в единое целое. С тех пор ничего не изменилось. Ну разве что девушка, в которую я безумно влюблен, не говорит мне, что с ней происходит, да и вообще со мной почти не разговаривает.
А тут еще эти видения…
Абрахам Равенвуд, кровососущий инкуб, убивший собственного брата, знает, как меня зовут, и может видеть меня. Нужно сложить кусочки мозаики и понять, что происходит. Если уж раскидал мозаику по полу — надо собирать, нельзя просто взять и запихнуть ее обратно в коробку. Хоть бы кто-нибудь подсказал мне, с чего начать. По какому-то наитию я встал, распахнул окно, вдохнул ночной воздух и вдруг услышал громкое мяуканье Люсиль. Наверное, Эмма забыла впустить ее в дом. Я хотел было крикнуть ей, что сейчас спущусь, и тут увидел их: прямо под моим окном, на залитом лунным светом крыльце, прижавшись друг к дружке, сидели Люсиль и Страшила Рэдли. Страшила вилял хвостом, а Люсиль мяукала. Казалось, они ведут светскую беседу, будто два горожанина, встретившиеся на прогулке приятным летним вечером. Не знаю, о чем они там сплетничали, но новости явно были первостепенной важности. Я лег в кровать, продолжая прислушиваться к «разговору» собаки Мэкона и кошки Сестер, и незаметно для себя заснул.
— Итан Уот, только попробуй пальцем тронуть мои пироги, пока я тебя сама не попрошу!
— Я просто хотел помочь. — Я всплеснул руками и попятился от Эммы.
Она метнула на меня уничтожающий взгляд, продолжая заворачивать сладкий картофельный пирог, двукратный чемпион округа, в чистое полотенце. На столе стояли сметанник и пирог с изюмом, рядом — пахта, все это предстояло упаковать в сумку-холодильник. Пироги с фруктами еще остывали на плите, каждый сантиметр кухни покрывал тонкий слой муки.