Бел встрепенулась. Под влиянием Софии она стала больше ценить искусство, поскольку ее невестка была неплохой художницей.
— Спасибо, я бы очень этого хотела.
— Вот и прекрасно. — Тоби склонился к ней и прошептал: — Я устрою для вас настоящий праздник. У меня есть друг, который может провести нас на закрытый показ скульптур Парфенона.
— Это те скульптуры, которые лорд Элгин привез из Греции?
— Да, те самые.
— Те самые, что парламент купил от имени английского правительства?
— Да, верно. — Тобиас внимательно посмотрел на Бел. — А вам что, не нравится такая сделка?
— Очень не нравится, — заявила Бел, не в силах скрыть раздражение. — Сэр Тоби, вы ведь прекрасно понимаете, что лорд Элгин просто украл эти статуи у их истинных владельцев, у греков. А парламент выбросил миллионы фунтов на приобретение этих скульптур. И все это происходит в то время, когда английским фермерам не хватает зерна, чтобы засеять поля, а сироты голодают на улицах. Это просто возмутительно!
Тоби остановил экипаж. Взглянув на свою спутницу, спросил:
— Выходит, вы не хотите их увидеть?
— Нет, разумеется! — воскликнула Бел с возмущением. Как он вообще посмел задать ей такой вопрос?!
Воцарилось тягостное молчание. Смущенная своей резкостью, но не желавшая извиняться, Бел старалась не смотреть на Тоби, но она чувствовала на себе его пристальный взгляд. Наконец фаэтон снова тронулся с места, и девушка вздохнула с облегчением.
«Наверное, сэр Тоби счел меня непростительно грубой, — думала она. — Он предложил мне на выбор два разных способа приятно провести время, а я на оба предложения ответила ему отказом. Да еще и отчитала его». Бел решила, что если Тоби сейчас предложит ей еще что-нибудь, то она непременно согласится, что бы он ни предложил.
— Прямо по курсу Беркли-сквер, — сказал он через некоторое время. — Могу я предложить вам перекусить?
Бел захлопала в ладоши и радостно воскликнула:
— О, это было бы великолепно! — В тот же миг она почувствовала, что действительно проголодалась, так как не успела закончить завтрак.
Умело лавируя между экипажами, Тоби выехал на середину площади и остановил лошадей у зеленого островка, в тени раскидистого дерева. Выскочив из фаэтона, он бросил вожжи и монетку подбежавшему к нему мальчишке, затем подозвал к себе официанта, стоявшего в дверях заведения. Что-то сказав ему, Тоби с широкой улыбкой вернулся к Бел.
— Ну вот… Подождите минуточку, и вам принесут чудесное угощение.
— А разве мы не зайдем внутрь? — спросила она.
— Нет, не стоит. — Тоби швырнул свою шляпу на сиденье экипажа. — Видите ли, так не принято. Леди обычно угощаются на свежем воздухе, здесь, в сквере, где они могут все видеть и где их могут видеть.
Бел молча кивнула и сложила руки на коленях. Она прекрасно знала, что невозможно стать влиятельной леди, не привлекая к себе внимания. Знала она и другое: для того чтобы тебя заметили, порой необходимо выставлять себя напоказ. Главное — все время помнить, что она преследует благие цели. Тогда она сумеет убедить себя в том, что тщеславие — вполне простительный недостаток.
Вскоре появился официант с подносом, на котором стояла стеклянная вазочка. В вазочке же было нечто… напоминавшее детский мячик — что-то идеально круглое бледно-желтого цвета.
— О, какое чудо! — Бел взяла с подноса вазочку с лакомством и маленькую серебряную ложку. Посмотрев на Тоби, спросила: — А что это?
— Мороженое, разумеется. Заведение Гантера славится своим мороженым. А это новый сорт, с лимоном и лавандой.
— Мороженое? — в задумчивости пробормотала Бел. Вазочка холодила пальцы в перчатках. — Я никогда не ела мороженого. В Вест-Индии, знаете ли, никогда ничего не замерзает. Я впервые увидела лед, когда приехала в Лондон. И уж конечно, я никогда не видела лед с лимоном и лавандой. — Она надломила ложечкой хрустящую льдистую корочку, обнаружив под ней нечто, весьма напоминавшее ванильный крем.
— Лучше вам побыстрее его съесть, — сказал Тоби. — Иначе оно перестанет быть мороженым и превратится в сироп.
Бел подняла глаза.
— В сироп? В сахарный сироп?
— Да, наверное, — с улыбкой кивнул Тоби. — Но уверяю вас, мороженое — гораздо вкуснее.
Ложечка замерла в руке Бел. Ей очень хотелось попробовать лакомство, но все же она протянула вазочку сэру Тоби.
— Мне очень жаль, но я не могу, — прошептала она со вздохом.
— Не можете? — Он взглянул на нее с удивлением.
Она покачала головой, чувствуя себя ужасно невежливой из-за того, что отказывает Тоби в очередной раз. Но почему он предложил ей именно это?
— Дорогая, но почему вы не можете есть мороженое? — Тоби окинул ее взглядом. — Только прошу вас, не говорите мне, что переживаете из-за фигуры.
Бел густо покраснела и опустила глаза. Она стеснялась своих роскошных форм, унаследованных от матери, — слишком пышной груди и широких бедер. Но от мороженого она отказалась совсем по другой причине.
— Я не ем сахара, — объяснила Бел. — Да, не ем, если только он не завозится в Англию компанией моего брата.
— Отчего же так?
— Потому что сахар, который везут сюда мои братья, выращивается и собирается свободными людьми. — Она посмотрела на мороженое. — А вот это скорее всего продукт рабского труда.
Тоби тоже посмотрел на стремительно таявшее мороженое.
— Дорогая моя, но ведь работорговля отменена больше десяти лет назад.
— Может, торговлю рабами и отменили, но само рабство закон не запрещает, и оно все еще существует почти везде, где производится сахар, — заявила Бел. С упреком взглянув на жениха, она добавила: — Неужели вы считаете, что порядочный человек может лакомиться продуктами подневольного труда?
— Я… не знаю. Но полагаю… То есть я хочу сказать… — Тоби в смущении пожал плечами. — Но ведь это всего лишь мороженое.
Какое-то время они молча смотрели друг на друга. Бел уже спрашивала себя: не совершила ли она роковую ошибку? Конечно, сама помолвка была ошибкой, но она надеялась, что эта ошибка вполне исправима. И ее нисколько не смущала репутация Тоби, во всяком случае, почти не смущала. Но одно дело — беспутство, и совсем другое — реакционные взгляды. «Всего лишь мороженое…» — сказал он.
Впрочем, для него это лакомство действительно всего лишь мороженое. Он не видел в нем несчастья тысяч людей, как видела она. И он не знал ни одного из этих несчастных по имени.
— Оно сейчас совсем растает, если вы его не съедите, — сказал. Тоби.
Бел вздохнула. Пожалуй, он был прав. Исправить несправедливость, совершенную при изготовлении этого мороженого, уже нельзя. И все же она покачала головой: