Бел осмотрелась. До этого, въезжая на площадь, она видела только мужа, а сейчас… О Боже, здесь был ее брат! И лорд Кендалл. И еще — окружившие их крепкие мужчины с ружьями. Бел в испуге взглянула на мужа:
— Тоби, что происходит?
— Ну, видишь ли…
Огромный краснолицый мужчина ткнул Тоби стволом в грудь и пробурчал:
— У нас ружья, вот что происходит. И вам придется нас выслушать.
— Я так не думаю, — сказала Бел, глядя парню прямо в глаза. — Я три часа мчалась сюда в коляске! — Она снова повернулась к мужу: — А ты ведь, Тоби, знаешь, как я не люблю ездить в коляске.
— Да, знаю, — ответил он с ослепительной улыбкой. — Я прекрасно это знаю.
Бел опять посмотрела на племянника Монтегю и решительно заявила:
— Так вот, имейте в виду: я перенесла трехчасовую пытку лишь для того, чтобы поговорить со своим мужем. И я непременно с ним поговорю, пусть даже у вас есть ваши ружья.
Грей тронул ее за локоть и тихо сказал:
— Бел, может, тебе стоит…
— Долли, пожалуйста, не пойми меня неправильно, но… что ты здесь делаешь?
— Я задавал ему тот же вопрос, — сообщил Тоби.
— И я, — кивнул Кендалл. — Возможно, мы получили бы более вразумительный ответ, если бы обращались к нему «Долли».
— Долли? — Кто-то из племянников Монтегю рассмеялся.
Бел невольно сжала кулаки. Ну почему люди постоянно смеются, когда она говорит об очень важных вещах? Тут она вдруг заметила трость мужа, лежащую у ее ног.
— Тоби, а почему твоя трость…
— Довольно! — заорал краснолицый. Смех тут же прекратился.
— Прошу прощения, миледи, — продолжил краснолицый, — но у сэра Тоби сейчас нет времени вас слушать. Сэр Тоби сейчас выйдет на платформу и сделает заявление. Или же…
— Или что? — спросила Бел.
— Разве не понятно? Или я его пристрелю! — прорычал краснолицый и вновь ткнул Тоби в грудь оружейным стволом.
— О, перестаньте! — воскликнула Бел, закатив глаза. — Вы ведь не собираетесь ни в кого стрелять!
— Послушайте, миледи… — Физиономия краснолицего снова сделалась пурпурной. — Думаю, вам лучше вернуться к вашим…
Но Бел желала знать, что именно думает краснолицый. Присев на корточки, она схватила трость своего мужа и, бросившись на краснолицего, изо всех сил ударила его по голове набалдашником из слоновой кости. Великан покачнулся и рухнул на землю, лишившись сознания. Но Бел, словно не понимая, что парень ее не слышит, вопила во все горло, обращаясь к поверженному:
— Я буду говорить со своим мужем, а вы… вы… О, вам лучше помолчать! — Повернувшись к Тоби, Бел сообщила: — Знаешь, а ты был прав. Трость действительно очень полезная вещь.
— Да, конечно. — Тоби рассмеялся. — Чрезвычайно полезная.
Бел обвела взглядом остальных вооруженных мужчин, и те дружно опустили свои ружья (с потерей предводителя их воинский дух, по всей видимости, упал). Затем она посмотрела належавшего на земле командира отряда и с удивлением в голосе пробормотала:
— Я действительно только что это сделала?
— Да, сделала. — Тоби расплылся в улыбке. — И у тебя все прекрасно получилось. Великолепно. — Он взял свою трость, положил ее на землю и тут же заключил жену в объятия. — О Господи, Изабель! Я…
— Нет, Тоби, подожди! — Упершись ладонями ему в грудь, она оттолкнула его. — Ведь я приехала, чтобы поговорить с тобой.
— Да, конечно, — сказал он, все еще улыбаясь. — Что ж, я слушаю.
— Так вот, я приехала сюда, чтобы сказать тебе, что я…
Он кивнул, пытаясь ее приободрить:
— Значит, приехала, чтобы… что?
— Чтобы сказать, что я на тебя ужасно злюсь! — заявила Бел.
Улыбка сползла с лица Тоби. Он отвел глаза и пробормотал:
— Только для этого ты проделала такой путь? Чтобы сказать, что злишься на меня?
— Да, для этого. — Она сжала кулаки. — Ты должен это знать. Ты должен видеть меня такой, какая я есть. А я, — она ткнула его пальцем в грудь, — я женщина, которая умеет злиться.
— Да, понимаю…
— Нет, ты ничего не понимаешь. Как ты можешь понять? Я и сама этого не понимала до сегодняшнего дня. Видишь ли, Тоби, я вовсе не ангел. И, судя по всему, я все-таки не сумасшедшая. Кажется, ты говорил, что если человек понимает, что он безумен, то он уже не безумен, верно?
Тоби кивнул:
— Да, совершенно верно.
— Тогда я никак не могу быть безумной. Да-да, я не безумная, я просто ужасно злая. Я злюсь, все время злюсь, и эта злость по большей части бессильна и бесполезна. Меня злит то, что я не в состоянии изменить. Меня бесит несправедливость, например. Меня злит и бесит то, что осталось в далеком прошлом. Я злюсь на своих братьев за то, что росла совсем одна, злюсь на моего покойного отца за то, что он постоянно изменял матери. И злюсь на мою несчастную мать просто из-за того, что она сошла с ума. И еще я злюсь, когда потешаются над старыми и дряхлыми. И я вся закипаю от ярости, когда вижу ребенка, с которым дурно обходятся.
— Я все понимаю, дорогая.
Бел энергично покачала головой:
— Нет, не понимаешь! — На ее глаза навернулись слезы. — Ты просто не можешь этого понять! Ты всегда был таким счастливым, тебя всегда любили. Ты не понимаешь, каково это — видеть, как кому-то больно, и чувствовать, что страдание этого человека переплетается с твоим страданием. В такие минуты ужасно хочется делать добро… Потому что если не сделаешь, то эта злость просто сведет тебя с ума.
Тоби протянул к жене руку:
— Дорогая, прошу тебя, позволь мне…
— А ты, Тоби, — продолжала она, словно не замечая его протянутой руки, — ты тоже меня злишь. Когда женщины флиртуют с тобой, это так меня бесит, что я готова истыкать их булавками. Когда же мужчины направляют на тебя ружья, это меня так бесит, что я готова колотить их палками.
Мужчина у ее ног шевельнулся и застонал.
— Тихо! — приказала она ему. — Или я сделаю это снова. — Обращаясь к Тоби, она спросила: — И вообще, что ему было надо?
Склонив голову к плечу, Тоби в задумчивости смотрел на лежащего на земле великана.
— Он хотел, дорогая, чтобы я снял свою кандидатуру.
— Неужели? — Бел громко захохотала. — Но ведь именно об этом и я хотела тебя просить. — Она пнула поверженного парня носком туфельки: — Сэр, извините, пожалуйста.
— Но я не могу снять свою кандидатуру, — сказал Тоби, нахмурившись. — Не могу, потому что в таком случае победит полковник Монтегю.
— Ну и что? — спросила Бел.
— Он стар, глух и не в своем уме. — Тоби скрестил на груди руки. — Понимаешь, я не могу допустить, чтобы такой человек представлял в парламенте интересы нашего округа. И разве ты не этого хотела? Ты ведь желала иметь мужа — члена парламента, не так ли?