— Я понимаю. Но молодые люди нынче не самый надежный выбор. Независимо от того, роялист он или за парламент, его могут призвать под господские знамена, к тому же в нашем королевстве не осталось больше маленьких домиков, где молодые люди могут быть уверены, что их оставят в покое.
— Когда кончится война…
— Когда кончится война, мы будем знать, где ей искать мужа — при дворе или в парламенте. Но что, если все это будет тянуться годами? Говорю вам, кузина, что в Тауэре есть склады, обещанные армии парламента, и точно такие же для роялистов. И вооружения с боеприпасами там хватит еще на двадцать лет войны. Не похоже, что парламент согласится сдаться. Для них это все равно что подписать себе смертный приговор за измену. А король не тот человек, чтобы согласиться на договоренности с ними.
Эстер кивнула. По лицу было видно, что ее снедает беспокойство.
— Если ей будет угрожать опасность, я пришлю ее к вам, — пообещала она. — Я знаю, вы о ней позаботитесь.
Александр поклонился легким официальным поклоном.
— Я жизнь за нее отдам, — просто сказал он. — Я люблю ее так сильно, что ее интересы для меня важнее собственных. Если наступит мир или если она влюбится в ровесника, который сможет обеспечить ее безопасность, я не буду стоять у нее на пути и никогда не напомню вам об этом разговоре.
Спустя несколько дней после визита Александра Нормана Эстер, выглянув из окна, заметила какого-то незнакомца, проскользнувшего из-за угла дома к кухонной двери. Она отошла от очага, сняла грубый фартук из мешковины и пошла узнать, что ему надо.
Он стоял на крылечке в заднем дворе.
— Госпожа Джон Традескант? — спросил он.
По спине у Эстер пробежали мурашки.
— Да, — ровно ответила она. — А кто ее спрашивает?
Он проскользнул внутрь, так что оказался уже на кухне.
— Закройте дверь, — прошептал он.
Эстер не шевельнула пальцем, чтобы подчиниться ему.
— У меня работает здоровенный слуга, и он здесь неподалеку, услышит меня, если понадобится, — сказала она. — И половина соседей сбегутся, если я позову. Поэтому говорите, что у вас за дело ко мне! И побыстрее.
— Дело не мое. Короля.
Эстер ощутила ужас, как удар в живот. Она медленно закрыла дверь.
— Входите. — Она провела пришельца в зал с редкостями.
— Нас могут подслушать? — спросил он, оглядываясь по сторонам, но не замечая развешанных флагов, подвешенных к потолку скелетов птиц, голову кита и полированные шкафы, набитые редкостями.
— Только если я начну визжать, — с мрачным юмором сказала Эстер. — Хорошо, так в чем же дело?
Мужчина сунул руку в карман камзола, и в ней блеснуло золото.
— Узнаете это?
Это было одно из любимых колец короля. Эстер много раз видела это кольцо на его пальце.
— Да.
— Я здесь по приказу дамы — не будем называть ее по имени, — которой даровано право на проведение военного набора в Лондоне. Вы понимаете, что это означает?
— Не имею ни малейшего представления, — ответила Эстер, не пытаясь помочь ему.
— Это призыв. Призыв под знамена короля. Когда наша армия будет стоять у ворот города, этот документ зачитают в Уайтхолле. Вам предстоит сыграть во всем этом свою роль. Вашему мужу надлежит объявить волю короля в Ламбете, и у него будет право увольнять верноподданных короля с военной службы, когда он получит такую команду.
— Что за дама? — напрямик спросила Эстер.
— Я же сказал, мы не будем называть ее по имени.
— Если она просит меня рисковать своей шеей, то может хотя бы сказать, как ее зовут, — настаивала Эстер.
Он поднес губы к ее уху, и Эстер учуяла знакомый запах сандалового дерева, именно так обычно благоухали напомаженные волосы молодых придворных.
— Леди д’Обиньи, — прошептал он. — Прекрасная дама и вдова героя. Ее супруг пал при Эджхилле, и король доверил ей созвать роялистов Лондона, чтобы сражаться за него. А она доверяет вам.
Эстер ощутила глубочайшее облегчение, подумав о том, что Джон далеко отсюда.
— Сожалею, — поспешила ответить она. — Мой муж в Виргинии, собирает редкости и занимается своей плантацией.
— Когда он вернется?
Она пожала плечами:
— Я не знаю.
Он выругался и сделал пару поспешных шагов прочь.
— А что же нам тогда делать? — вопросил он. — Господин Традескант должен был обеспечить наше влияние в Ламбете и в прибрежных районах. Мы рассчитывали на него.
— Вы рассчитывали на то, что он будет обеспечивать безопасность короля, и не удосужились разузнать, дома ли он? — не веря в то, что услышала, спросила Эстер. — Вдруг он болен, умер от чумы или переметнулся на другую сторону!
Мужчина бросил на нее быстрый сердитый взгляд.
— Война — это азартная игра! — сказал он высокопарно. — Иногда риск оправдывается, иногда нет. Я ставил на то, что он здесь, в добром здравии и сохраняет верность своему господину.
Эстер покачала головой.
— Верность он не нарушал. Но полезным вам он быть не может.
— А его сын?
— Джонни нет еще и десяти лет.
— А вы сами? Уж наверное, у вас есть определенное влияние на местное население? Ваш дом можно использовать как сборный пункт. Я могу прислать вам офицера, чтобы сформировать отряд, а ваш отец… у вас есть отец?
Эстер покачала головой:
— Ни отца, ни влияния. Я здесь недавно, — сказала она. — Я — вторая жена господина Традесканта. Мы женаты всего четыре года. У меня здесь нет друзей. И семьи у меня тоже нет.
— Но кто-то же должен это сделать! — взорвался он. — Кто-то же должен отвечать за прибрежные районы и Ламбет!
Эстер снова покачала головой и направилась к входной двери.
Роялистский заговорщик с несчастным видом поплелся за ней.
— Может, обратиться к кому-нибудь из епископского дворца? А как насчет местного викария?
— Как вы, возможно, знаете, архиепископ в Тауэре как раз за свою верную службу королю. Все его слуги давным-давно разбежались.
Эстер открыла перед ним дверь.
— А здешний викарий из индепендентов. Он одним из первых начал проповедовать против реформ архиепископа Лауда.
Визитер был не против задержаться еще, но она вывела его из дома.
— Я свяжусь с вами, если нам понадобится надежный дом на этой стороне реки, — пообещал он. — У вас есть лошади или сараи, где мог бы укрыться небольшой отряд конников?
— Нет, — сказала Эстер.
Он снова помедлил и глянул ей прямо в лицо проницательным взглядом. Эстер почувствовала внезапный страх, она посчитала его за глупца, но живой, оценивающий взгляд, которым он окинул ее, отнюдь не был взглядом глупца.