Джон отступил, не сводя глаз с Бертрама. Его лицо было изуродованной руиной, выкованной из старой, солнечно улыбающейся уверенности в себе. И теперь у Джона не было ни малейшего желания выступить вперед, назвать себя и поприветствовать своего старого друга и товарища по путешествию. Он не хотел знать этого человека, этого слабого, бранящегося, воняющего человека. Он не хотел признавать родства с ним. Этот человек угрожал ему, как врагу. Если бы он успел перезарядить мушкет, Джон не сомневался, тогда его кровь была бы на снегу, и живот был бы разорван выстрелом, как у зайца.
Джон склонил голову, как услужливый, испуганный, порабощенный индеец, и отступил назад. Через два, три шага он уже смог прислониться к изгибу ствола, зная, что глаза белого человека не смогут разглядеть его на фоне пестроты белого снега, темных теней деревьев и крапчатой коры.
Хоберт яростно всматривался в лесную тень, за считаные секунды поглотившую его врага.
— Я знаю, что ты там! — прокричал он. — Я мог бы найти тебя, если бы захотел.
Аттон подошел к Джону так тихо, что ни один сучок не хрустнул.
— Кто эта вонючка? — спросил он.
— Мой сосед, фермер, Бертрам Хоберт, — сказал Джон.
Звук имени показался странным и нелепым на губах, он так привык к журчанию речи повхатанов.
— Зима сгноила его ноги, — заметил Аттон.
Джон и сам видел, что Аттон прав. Бертрам сильно хромал, и на ногах у него вместо ботинок или сапог был толстый слой тряпок, перевязанных веревками.
— Это больно, — сказал Аттон. — Ему бы помазать ноги медвежьим жиром и носить мокасины.
— Он этого не знает, — печально ответил Джон. — Откуда ему это знать, ведь только твой народ мог бы научить его этому.
По лицу Аттона промелькнула быстрая улыбка при мысли о невероятности такой встречи и такого урока.
— Он забрал нашего зайца. Убьем его?
Джон сжал руку Аттона чуть повыше локтя, когда тот потянулся к колчану, чтобы достать стрелу.
— Пощади его. Он был моим другом.
Аттон приподнял темную бровь.
— Он собирался пристрелить тебя.
— Он не узнал меня. Но он помогал мне строить дом, когда я только прибыл на плантацию. Мы вместе плыли по морю. У него хорошая жена. Когда-то он был моим другом. Я не хочу, чтобы его убили из-за зайца.
— Я бы убил его даже из-за мыши, — заметил Аттон, но стрела осталась в колчане. — Зато нам теперь придется переходить через реку. Здесь, где он протопал на своих гнилых ногах, теперь на мили не будет никакой дичи.
Они не нашли никакой дичи, хотя провели в лесу три дня, передвигаясь по узким тропам, которыми повхатаны пользовались на протяжении столетий. Время от времени тропа расширялась вдвое, а то и втрое от своей первоначальной ширины, и тогда Аттон хмурился и искал новый строящийся дом или новый земельный надел, куда и вела широкая тропа. Снова и снова они видели новые здания, гордо стоящие фасадом к реке, окруженные пустошами из-под поваленных деревьев и грубо расчищенной землей.
— Нужно идти дальше, здесь дичи не будет, — говорил тогда Аттон, глядя на все это с ничего не выражающим лицом.
На второй день им пришлось круто углубиться от реки в лес. Потому что плантации заполонили все берега, чтобы табак было удобно сплавлять прямо к причалу в Джеймстауне. Как только они отдалились от реки, им начало везти больше. В глубокой чаще им снова стали попадаться следы оленя, и на третий день, когда они описывали широкий круг по направлению к дому, взгляд Традесканта зацепился за огромный тенистый куст. Пока он смотрел на него, куст пошевелился. Он почувствовал руку Аттона на своей пояснице и услышал его дыхание.
— Лось, — сказал он.
Что-то в дрогнувшем голосе храброго воина заставило сердце Джона забиться быстрее. Зверь был массивный, а его рога — широкими, как крылья кондора. Двигаясь почти бессознательно, Джон установил на луке стрелу, и ему показалось, что стрела слишком тонкая, а заостренный тростниковый наконечник слишком легкий. Наверняка это будет все равно что стрелять горохом в ломовую лошадь. Ничто не сможет свалить этого монстра.
Аттон передвинулся в сторону от него. На секунду Джон подумал, что они традиционно возьмут зверя в ножницы, так, как они обычно загоняли оленя. Но потом он увидел, что Аттон закинул лук за плечо и взбирается на нижние ветви одного из деревьев. Когда он вытянулся на ветке с луком на изготовку, то кивнул Джону и улыбнулся одной из самых своих мрачных улыбок.
Джон оглянулся на лося, спокойно пасущегося на поляне и не подозревающего об их присутствии. Джон указал пальцем вверх, спрашивая, нужно ли ему тоже влезть на дерево. Зубы Аттона блеснули в темноте белоснежной улыбкой. Он покачал головой. Джон должен стрелять на уровне земли.
Джон сразу понял, почему ситуация казалась Аттону забавной. Когда в лося попадет стрела, он посмотрит, откуда взялся враг, и бросится на первого, кого увидит. А это как раз и будет Джон. Аттон, сидя в безопасности на ветке, будет осыпать его стрелами, а Джон на земле будет заманивать его в западню, как наживка на крючке. Джон бросил на Аттона сердитый взгляд, а тот в ответ расплылся в самой что ни на есть льстивой улыбке и пожал плечами — кому как повезет на охоте.
Джон наложил стрелу на тетиву и стал ждать. Лось понюхал траву, выискивая съедобные стебельки. Он полностью повернул морду к Джону и на мгновенье поднял голову, нюхая воздух. Момент был самый подходящий. Две стрелы одновременно пропели в воздухе. Стрела Джона, нацеленная в сердце, пронзила толстую шкуру и слой жира на груди, а стрела, метко посланная Аттоном, попала глубоко в глаз зверя. Он взревел от боли и рванулся вперед.
Вторая стрела из лука Аттона пронзила плечо лося, повредив мускулы передней ноги, и животное упало на одно колено. Второй выстрел Джона, сделанный дрожащей рукой, прошел мимо, он побежал, прячась за деревьями, а лось, спотыкаясь, мчался за ним, из его головы хлестала кровь.
Аттон выпустил еще одну стрелу и снова попал в голову, а потом соскочил с дерева, сжимая в руке нож. Поток крови ослабил зверя, и он уже не мог нападать. Лось упал на оба колена, голова моталась из стороны в сторону, могучий размах рогов все еще представлял собой опасность.
Джон выглянул из-за дерева и бегом помчался назад, вытаскивая из надежных ножен охотничий нож с острым лезвием из раковины. Оба человека стояли с обеих сторон от раненого животного, выжидая своего шанса. Аттон, прошептав слова благословения умирающему животному, прыгнул ему на спину за двигающимися рогами и вонзил нож между высокими лопатками. Голова резко упала, и Джон снизу полоснул по толстому горлу.
Оба охотника отскочили в сторону, когда зверь перекатился на бок и умер. Аттон кивнул.
— Хорошо и быстро, — сказал он, задыхаясь. — Уходи, брат, мы благодарим тебя.
Джон стер пот с лица пальцами, еще влажными от свежей крови. Он рухнул на заснеженную лесную землю, ноги под ним ослабели.