Лола горько вздохнула и поудобнее перехватила кофеварку. Мелькнула мысль не тащить ее наверх, а бросить прямо здесь, у подъезда, но раз Маркиз велел нести ее домой, то придется слушаться, она и так уже опростоволосилась с этой чертовой кофеваркой, сколько времени из-за этого потеряли…
Пыхтя и уныло поругивая своего напарника и компаньона, Лола поднималась на свой пятый этаж и остановилась передохнуть на четвертом. Показалось ей или нет, что из-за двери соседа она услышала игривый Оксанкин смех?
Лола подошла к двери и прислушалась – нет, все было тихо. Хотя сосед дома, она видела его машину.
«Мерещится уже, – подумала Лола сердито, – нервы ни к черту, отдохнуть бы…»
Тут она поскорее отскочила, поскольку если кто-нибудь из соседей застанет ее подслушивающей под чужой дверью, будет очень неудобно.
Илья Аронович Левако жил один.
Это вовсе не значит, что он был мрачным одиноким мизантропом, затворником и занудой – совсем наоборот. Старый адвокат жил в свое удовольствие, он ценил все доступные радости жизни – хорошее французское вино, дорогие коньяки, тонкую кухню, всевозможные деликатесы, в особенности замечательные французские сыры – от пахучих нормандских камамберов и бри до подернутого нежной голубоватой плесенью рокфора и сент-огюра или ароматного марбье с прослойкой сажи от пастушеского костра. От случая к случаю мог выкурить гаванскую сигару, хотя обычно не курил, считая курение вредным для здоровья. Любил Левако и женское общество, предпочитая румяных смешливых блондинок. Но в собственном доме, точнее – в собственной весьма благоустроенной квартире, обставленной антикварной мебелью и увешанной прекрасной живописью и гравюрами, Левако не терпел постороннего присутствия, общался с друзьями и подругами преимущественно на стороне, в ресторанах и отелях. Он руководствовался известным английским правилом «Мой дом – моя крепость» и понимал это правило почти буквально.
«Понимаете, Леонид, – говорил он как-то Маркизу, – вот, допустим, эта дама, с которой вы видели меня вчера. Она очень мила, привлекательна, умеет хорошо одеваться, с ней приятно показаться на вернисаже или на театральной премьере, приятно провести пару часов в приличном ресторане или даже пару недель на каком-нибудь средиземноморском курорте. С ней даже есть о чем поговорить: она прекрасно разбирается в английской литературе, немецком кино и французских винах. Но если я представлю – только представлю! – что она семь дней в неделю живет в моей квартире, каждое утро пользуется моей ванной, снимает с полки мои книги, переставляет вещи на моем письменном столе – меня охватывает невыносимое раздражение! Так лучше не доводить до этого и держать всех на известном расстоянии».
Поэтому даже Маркизу приходилось бывать у Левако считанные разы.
Так что теперь, воспользовавшись своими первоклассными отмычками и без труда открыв дверь квартиры, он с интересом обследовал жилище адвоката.
Кстати, он в который раз отметил про себя, что самые лучшие швейцарские замки, которыми адвокат очень гордился, помогают от проникновения в квартиру профессионала ничуть не лучше самого простого отечественного замка. Ну самое большее, потратил он на эти замки не одну минуту, а полторы.
Зато сигнализацию Левако не захотел у себя ставить: ему неприятно было давать сотрудникам охранной фирмы комплект ключей и представлять, что они в его отсутствие будут хозяйничать в квартире.
– Ну так будут хозяйничать другие люди, – проговорил Леня, входя в прихожую. – Допустим, я здесь не сделаю ничего плохого, но ведь не все такие порядочные, как я.
Прихожая адвоката была отделана в силе хай-тек – серо-голубые стены, хромированные светильники, ст??клянные полки и бесконечное количество зеркал в металлических рамах. Свободные места на стенах занимали японские цветные гравюры – рыбы, птицы, цветущие хризантемы и актеры театра кабуки.
Леня одобрил вкус адвоката. Удивило его только то, что посреди прихожей валялось несколько разрозненных ботинок и шелковое кашне. Леня знал, что Левако патологически аккуратен и не терпит малейшего беспорядка. Кроме того, к адвокату дважды в неделю приходит наводить чистоту аккуратная пожилая женщина, для которой он делал исключение из своих правил.
Поэтому даже небольшой беспорядок, который в любой другой квартире показался бы вполне оправданным, здесь выглядел совершенно неуместно.
– Странно… – протянул Леня.
Он наклонился и поднял с пола шелковое кашне.
На золотистой ткани шарфа темнело какое-то подозрительное пятно. Маркиз поднес шарф к свету и помрачнел: пятно было очень похоже на кровь…
– Да откуда тут кровь… – пробормотал он неуверенно. – Наверное, какой-нибудь соус, либо томатный, либо с красным перцем… Левако обожает всякие острые соусы…
Впрочем, его и самого эти слова не убедили.
Положив кашне на низкое канапе, обитое серым велюром, Леня двинулся дальше по квартире адвоката.
Слева по ходу была дверь кабинета. Толкнув ее, Маркиз заглянул внутрь.
В отличие от прихожей кабинет Левако был оформлен в классическом, немного тяжеловесном стиле: массивная мебель темного ореха, ряды книг с тиснеными переплетами, по стенам – старинные портреты в тяжелых золотых рамах, пол покрывал бежевый ковер с густым ворсом.
И здесь, как в прихожей, царил несвойственный адвокату беспорядок: ящики письменного стола выдвинуты, картины на стенах перекошены, на полу – разбросанные бумаги… больше всего это напоминало картину поспешного, неаккуратного обыска.
– Не нравится мне все это! – проговорил Леня, выходя из кабинета и двигаясь дальше.
Следующая дверь вела в спальню.
И здесь беспорядок был просто вопиющим: золотистое шелковое покрывало сдернуто с кровати на пол, из-под него сиротливо выглядывает единственный черный носок, платяной шкаф распахнут, и его содержимое разбросано по ковру, с прикроватной тумбочки сброшена бронзовая антикварная лампа…
Окинув спальню взглядом и еще больше помрачнев, Леня перешел дальше, в ванную комнату.
Ванная была едва ли не самым большим помещением в квартире. В центре ее, на закругленном подиуме, красовалась огромная ванна на бронзовых львиных лапах, над которой нависали массивные позолоченные краны. Стены и пол помещения покрывала крупная черная, с золотом, плитка, из-за которой комната была похожа не на обычный санузел, а на древнее языческое святилище. Можно было подумать, что адвокат не моется здесь по утрам, а совершает кровавые жертвоприношения.
В дальнем углу стояла просторная душевая кабина, сложная и красивая, как космический корабль из фантастического фильма. Здесь были и форсунки для разных видов гидромассажа, и устройство для подачи сухого пара, и сложная система подсветки, и даже музыкальный центр, чтобы, принимая душ, адвокат мог прослушивать любимые мелодии Баха или Вивальди.