Воевода внезапно скривился, словно вместе с вином заглотил таракана, и потребовал:
– Убери это непотребство с глаз моих. И так от гнилья уже глаза щипет. А лучше всего… Ключ, забери бошку супостата и прикажи ее бросить в болотину, чтобы добрым людям взор не смущать.
Порученец воеводы тотчас оказался возле Сергея, ловко, руками Одинцова, спрятал страшный трофей назад в сумку, затянул тесемки и бросился исполнять приказ. Только сомневался Серега, что он сам к болоту побежит топить находку. Сейчас найдет, кому работу сплавить. В организаторских способностях Ключа сомневаться не приходилось.
– Если упаурыки топчут нашу землю и начнут жечь деревни и резать всех подряд, то вся война потеряет смысл. Мы останемся с голой землей, некому будет ее обрабатывать и платить в казну Вестлавта. Но что более важно, мы подойдем к Вышеграду без запаса провианта. Это очень плохо. Скверные ты новости принес, Волк.
– Батюшка воевода, дозволь мне за этими желтолицыми проследить и прекратить их бесчинства, – решился Серега.
– К чему ты это говоришь? – нахмурился воевода, не торопясь с ответом.
– Мои ребята нашли следы. Не ахти какие, но можно определить направление, куда ушли янычары…
– Кто? – переспросил воевода.
Слово его очень смутило, потому что незнакомо было.
– Упаурыки эти, ханские прихлебатели. Если мы поторопимся, то, может, успеем догнать их, пока они новую деревню под косу не пустили.
Глухарь основательно задумался. Дерзкая мысль сотника ему понравилась, но вот другое смущало его. Стоит ли перед решительным сражением силы рассеивать. А что если вылазка ханского отродья всего лишь отвлекающий маневр, рассчитанный на то, что обуянные праведным гневом рыцари ринутся в погоню и угодят в расставленную засаду, где и положат головы свои. Мысль имела право на жизнь.
Воевода пригубил вина, почмокал губами, словно смаковал, и наконец произнес:
– Сколько народу с собой взять хочешь?
– Всех не возьму. Слишком шумно и неуклюже получится, – задумчиво произнес Сергей.
– Всех и не надо. Если это упаурыки, то большим народом они не ходят. Так, два-три десятка отъявленных головорезов. Они пьют какую-то бурду, которая туманит мозг и делает их отчаянными рубаками. Сам не видел, но поговаривают, что это зелье позволяет им рубиться, не замечая боли. Таким брюхо распорешь, они будут путаться в кишках и все равно биться яростно. Противник, конечно, серьезный, но числом мал. Так что думаю, надо тебе два-три десятка брать.
– Слушаюсь, – по-военному отчеканил Серега.
– Это хорошо, что ты не глухой, – одобрил воевода. – Мы тебя ждать не будем. Продолжим путь, а ты иди по следу упаурыков. Найдешь, положи конец их бесчинствам. Нет, тогда через три дня мы будем ждать тебя на Батракской дороге. Там и воссоединимся.
– Батракская дорога? – удивился названию Серега.
– Пару сотен лет назад, когда Золотое ханство обложило данью срединные земли, по ней гнали невольников в уплату оброка. Оттого и название пошло. Кто в батраки уходил, по обыкновению живым домой не возвращался. В те времена эту дорогу называли Путем Плача. Но прошло время, срединные государства сбросили ханское ярмо, и чтобы уж совсем не вдаваться в печаль, но помнить о былом унижении – дорогу переименовали в Батракскую, – закончил лекцию воевода.
Серега крякнул, удивленный причудами топонимики. Теперь бы только не заблудиться и верный путь найти. Ничего, тут Шустрик справится. Найдет в сотне кого-нибудь родом из этих мест, будет им провожатый.
– Отправляйся к своим. Даю полчаса на сборы. И так мы сильно застоялись на одном месте. Скоро князь Боркич скучать начнет, а от скуки глупости разные делать.
Воевода умолк, и Серега почувствовал, что все уже сказано. Любое слово, произнесенное сейчас, будет лишним и может быть расценено как диверсия с целью задержать армию.
Он коротко поклонился и покинул ставку командования.
Возле лагеря Волчьей сотни его встречали Лех Шустрик, Дорин и Черноус. С ходу Серега стал распоряжаться.
– Шустрик, передай приказания Лодию, Вихрю и Кариму, чтобы поднимали свои десятки. Через четверть часа выступаем.
– Куда, командир? – уточнил Лех.
– Надо догнать желтолицых и наказать за все прегрешения.
– Это доброе дело. Это ты хорошо придумал, – растянулся в зловещей улыбке Шустрик.
– Ты почему еще здесь? – тотчас набросился на него Одинцов.
Лех поспешил скрыться от начальственных глаз.
– А мы? – обиженно протянул Дорин.
– А вы остаетесь и ведете за собой сотню. Воевода ждать нас не будет. Мы сходим в разведку и встретим вас на Батракской дороге, – распорядился Серега.
– А где это? – удивился Черноус.
Похоже, еще один неместный на голову сотника выискался.
– По ходу разберетесь. Кстати, надо срочно найти нам проводника, кто в здешних лесах как у себя дома чувствует.
– Будет сделано, Одинец, не переживай, – кивнул Дорин и бросился исполнять приказание командира.
– Что ты удумал, Сергей? – спросил его Черноус.
– Хочу поближе со злодеями познакомиться. Нельзя детей резать. Совсем нельзя.
Черноус пожал плечами и произнес:
– Так война же. Лес рубят, щепки летят.
– Э… не говори, тут щепка щепке рознь. Был в свое время один государь-полководец, который пошел войной на весь мир. И решил он уничтожить, стереть с лица земли целый народ. И стал сгонять людей в лагеря, где жег их, морил голодом, ставил над ними опыты разные, превращал их в свиней.
Черноус нахмурился.
– Что-то не слышал я о таком государе.
– Понятное дело, давно это было. Память о том времени только разве что в книжках сохранилась, да и то те книжки давно золой стали. Да, может, магики помнят, только разве они кому скажут, – задумчиво произнес Серега. – Долго тот правитель над землей родной и чужой измывался. И раздавили его, в конце концов, как таракана, а память о нем черная осталась, всеми проклинаемая. Война войной, а дети должны жить.
Серега умолк, размышляя над тем, чего это его на сантименты потянуло. Он чувствовал, как в груди кипит гнев и ищет выхода. Так что он должен найти этих упаурыков, чтобы гнев его не выжег изнутри.
* * *
Они въезжали уже в третью разоренную и выпотрошенную деревню. С каждым новым встреченным на пути мертвым телом Серега все больше злился. Будь-то работящий мужик в ватнике, с топором в руках, пытавшийся защитить свой дом и семью и поймавший стрелу горлом, или дородная молодая женщина, испуганная появлением невиданных ранее в этих местах диких людей с желтыми лицами и узкими глазами и пытавшаяся спрятаться в доме, но на ступеньках крыльца нашедшая свою смерть. А ведь они могли бы спасти их, если бы только чуть порезвее скакали по заснеженному лесу да не мешкали со сборами. Но больше всего злили Серегу мертвые дети. Эти чурки проклятые не жалели даже младенцев, резали всех без разбору. И в каждой деревне большую часть тел стаскивали в центр и складывали трупный курган. Может, это какой-то варварский обряд, только от него в дрожь бросало и хотелось выхватить меч и рубить желтые морды без разбора, чтобы кровь за кровь, чтобы око за око, чтобы навсегда запомнили.