Они остановились на подъездной дорожке.
– Еще раз вам спасибо огромное, – сказала горничная. – Могли сидеть на диване, а вы встали и помогли.
– Честно признаться, стало неловко за того человека. Такое скотское поведение. Порой некоторые забывают, что живут среди людей – таких же, как они. Я хотел бы за него извиниться…
– Не берите в голову. Всякие клиенты бывают. Мы привыкли. – И она неловко улыбнулась.
Ей было лет двадцать пять. Скуластое лицо, крепко сколоченная фигурка, крутые бедра, торчащая под форменным платьем грудь.
Митя уже собирался с ней попрощаться, когда горничная неожиданно спросила:
– Скажите, а это при вас вчера девочка утонула?
Он нехотя кивнул.
– Господи, еще одна!.. – Голос горничной дрожал от волнения и возбуждения. – А вы не знаете, они что-нибудь делать собираются? Органы наши. Сколько можно!
– Ищут вроде.
– Я знаю, что ищут, а толку-то… Я Сергеичу, начальнику охраны, говорила, что эта чертовщина добром не кончится. А он мне: молчи, дура!
Митя взглянул на нее с любопытством. Взял бутылочку минералки в левую ладонь, а правую положил на рукоять тележки.
– Помочь вам докатить?
– Что вы, – замахала руками девушка. – Не ваше это дело. Вы и так уже помогли больше, чем нужно. Отдыхайте лучше…
– Я все равно хотел прогуляться.
– Мне в корпус четыре эф. Это далеко.
– Вот и хорошо. Расскажете про чертовщину
Она замялась.
– Нам не велено про это болтать. Если Абрамов узнает, меня уволят.
– Обещаю, что разговор останется между нами… – Для пущей убедительности он добавил имя, которое было у нее на бейджике: – Лена.
Они неспешно двинулись по аллее. Митя катил тележку. Горничная шла рядом. Ей явно было некуда деть руки; она то складывала их на груди, то мяла пальцы.
– Девочки говорили, что вы вроде неплохой человек, хотя и при деньгах. И чаевые оставляете, и здороваетесь всегда. Не то что остальные, так называемые господа…
Она оглядела лес, вздохнула с воодушевлением.
– Порой забываешь, среди какой красоты работаешь. Такое место, природа…
– Это – да, – согласился Митя.
– Я сама из Лопотово, тут недалеко. В детстве мы все лето торчали на водохранилище: купались, домики из веток строили. Народ постарше с палатками приезжал, под гитару пел, рыбу удил. А теперь берега заборами загородили. Искупаться захочешь, к воде не подойдешь.
– Что по поводу чертовщины? – напомнил Митя.
– На Истре завелось нечто страшное, – ответила девушка.
– Почему вы так думаете?
Лена достала пачку сигарет, закурила.
– Не думаю, – ответила она. – Люди говорят. Да и сама кое-что видела. Месяца полтора назад, как раз после майских праздников, на северном берегу пошла я к Истре воды набрать. Так уж получилось, что ближе нигде не было, а вода была нужна. В особняке близ мыса отдыхала бриллиантовая молодежь…
– Золотая.
– Что?
– Обычно говорят, золотая молодежь.
– Я их называю бриллиантовой. Девки и пацаны с такими камнями ходят… В общем, хорошо они отдыхали, весело, заблевали весь первый этаж и всю террасу. А у нас, как назло, перед летом начали опрессовку, в кранах ни капли, а блевотину-то отмывать надо, иначе весь особняк провоняет. Вот и пошла к водохранилищу. А в том месте пляжа-то нету, все кустами поросло. Их сначала хотели вырубить, но Ирэн, ландшафтный дизайнер, сказала, что они красиво смотрятся, так что рубить не стали… Там тропочка есть, по ней можно к воде спуститься. Так вот, иду по ней с ведром. Несколько метров до воды осталось. Всего делов – зачерпнуть и обратно. И вдруг слышу в кустах – бормотание.
– Бормотание? – удивился Митя.
– Да! – Она взволнованно затянулась сигаретой. – Я вначале не поняла. Остановилась приглядеться. А в кустах у воды будто кто-то разговаривает сам с собой. Только ни слова не разобрать. Лишь: бу-бу-бу, бу-бу-бу! Потом чавканье с причмокиванием, противное такое, и опять: бу-бу-бу, бу-бу-бу…
От воспоминаний у нее увлажнились глаза. Девушка заново переживала события того дня.
– Я, значит, стою, слушаю. Что делать, ума не приложу. К воде подходить всякое желание пропало. Думаю, пойду-ка тихонечко обратно. Ведро потом в насосной наберу. До нее метров триста топать, но лучше так, чем мимо этого бубубу неизвестного ходить. Стала поворачиваться, а дужкой ведра за куст зацепилась. Ветка ка-а-ак треснет! Я замерла ни жива ни мертва. Что будет? В кустах, слышу, бормотать перестало. Затаилось и слушает меня. Мне сделалось так страшно, что вздохнуть не могла. Потом вижу – кусты шевельнулись. Думаю – все, за мной… В общем, убежала я, даже ведро бросила. Вечером пришлось Сережку просить, автомеханика, чтобы сходил, подобрал. Спросила, не слышал ли чего странного. Он только плечами пожал.
– Вы кому-нибудь об этом рассказывали?
– Рассказывала, конечно. Я же говорю – начальнику охраны. Толку никакого.
– Понятно.
– Вы только не подумайте, что я все это выдумала, – встрепенулась она. – Еще несколько человек похожее видели. Люди боятся. Я сама к Истре близко не подхожу с тех пор. Вообще. Лучше так, чем снова услышать это бубубу с чмоканьем. Или еще хуже – пропасть, как те девочки.
– Думаете, эти события связаны?
– А как не связаны? Бу-бу-бу было у воды. И девчонка пропала у воды. Как не связано-то?..
– Что же это было? Человек, животное?
– Вы спросите чего полегче… Я в бога не верю, но люди, которые в церковь ходят, говорят – чертовщина на Истре завелась. А что за чертовщина, я вам не объясню. Да и никто не объяснит.
– Абрамов, значит, велел об этом молчать?
– Когда первую девчонку нашли, собрал всех и велел не распускать языки. Говорит, услышу, кто сплетничает, с работы вышибу. А у меня детей двое и муж второй месяц сидит без зарплаты. Так что проглотили языки и трудимся дальше. А куда деваться? Денежка всем нужна. Только страшно очень. Все боятся…
Некоторое время они шли молча.
– Вам хорошо, – грустно сказала она. – Приехали из Москвы, через неделю-другую назад уедете. А нам здесь жить. На месте дочки металлурга, допустим, я могла оказаться. Но меня так искать не стали бы – шлепнули бы на стенд УВД снимок фас, и все дела…
– Вы говорили, кто-то еще видел бу-бу-бу? С кем можно поговорить?
– С рыбаками. В поселках поспрашивайте. Местные вам много чего расскажут.
Дорожка привела к особняку, на котором белел номер «4F». Горничная оттеснила Митю от тележки.
– Дальше я сама, – сказала она. – Еще раз спасибо.