– Услышал краем уха ваш разговор, – продолжал Вельяминов как ни в чем не бывало. – Обсуждаете пропажи людей на Истринском? Я прав?
Горюнов был не в состоянии выдавить из себя ни слова, и Абрамов взял переговоры на себя.
– Герман Алексеевич, – произнес он с дружеской улыбкой, – откуда вам известны наши маленькие тайны?
– Мне случается бывать на разных совещаниях. В том числе с участием руководства Следственного комитета. Слышал, что дельце крайне запутанное.
– К счастью, оно разрешилось, – поспешил заверить Абрамов. – Сегодня наш доблестный следователь поймал преступника. Мерзавец сейчас под охраной, так что неприятности позади.
– Вы так считаете? – спросил Вельяминов.
В вопросе проскользнул скепсис, какая-то профессиональная усталость, словно чиновник не просто слышал об этом деле краем уха, а оно успело ему порядком надоесть.
Пока Абрамов нервно поправлял манжету и терзался законными вопросами, Вельяминов обратился к следователю напрямую:
– Скажите, я могу поговорить с задержанным, пока он не переведен в следственный изолятор? Дело в том, что эта история может затрагивать государственные интересы. Я не преувеличиваю.
Следователь, по-прежнему окаменевший от близости к вельможному чиновнику, промычал что-то нечленораздельное. Абрамов понял, что, несмотря на паралич органов речи, Горюнов изо всех сил сопротивлялся гипнотической ауре.
– Если это необходимо, – продолжал Вельяминов легко, без тени давления, – я могу позвонить Аникину, он даст вам официальное распоряжение. Мне нужно минут пятнадцать, чтобы поговорить с заключенным. Наедине желательно.
Горюнов стоял бледный, лишь на щеках багровели пятна. Он не собирался допускать к расследованию посторонних, пусть даже такого высокого уровня. Что нужно Вельяминову? Какие еще государственное интересы? Не хотелось потом обнаружить в деле «белые пятна» и упорное молчание задержанного по ключевым вопросам. Однако отказать крупному чиновнику в просьбе он тоже не мог. Тем более, тот имел прямой контакт с руководством Горюнова и получить разрешение для него не составило бы труда.
– Так что скажете? – мягко, но настойчиво спросил Вельяминов.
Горюнов с трудом разлепил губы.
– Думаю, это можно устроить.
– Вот и хорошо, – обрадовался руководитель нацпроекта. Повернулся к Абрамову: – Сергей Викторович, вы не против?
Абрамов развел руками. Что он мог запретить этому человеку? А кроме того, его не покидало нехорошее ощущение, что Вельяминов знал об этом деле куда больше их с Горюновым, вместе взятых.
* * *
За стенкой фургона послышались шаги и негромкие голоса. Митя навострил уши. Судя по всему, к автозаку подошли какие-то люди, заговорили с операми. До него долетели обрывки фраз:
– Да он вообще-то тихий… нет, под замком, в наручниках…
Митя изо всех сил прислушивался к разговору, пытаясь уловить смысл, но так ничего и не понял. К тому же вскоре разговор оборвался, а в кузов автозака заглянул новый человек.
Хотя новым он показался только на первый взгляд. Спустя мгновение Митя узнал уверенно-вальяжные манеры и кремовую рубашечку Ralph Lauren. Это был один из двух незнакомцев из черного внедорожника. Тех, которые спрашивали его о фараончике.
– Как дела? – весело спросил он. – Вижу, вижу, упаковали по полной.
Он быстро и профессионально оглядел кузов, решетку, за которой томился Митя, и сказал наружу:
– Все в порядке.
Исчез в проеме, после чего за стенкой раздалась зычная команда:
– Всем тридцать шагов от машины!.. Я вам побурчу. Выполнять!
Зашаркали шаги, затем наступила тишина. Митя ерзал на лавке, теряясь в догадках, что происходит. В неведении он оставался недолго.
В кузов «буханки» забрался сухопарый человек в деловом костюме, которого он определенно знал. По крайней мере, не раз видел по телевизору и читал о нем в газетах. Руководитель национального проекта, глава государственной корпорации. Что он тут забыл?
Важный гость провел ладонью по сиденью конвойного, проверяя, чистое ли оно для костюма за две тысячи баксов, остался удовлетворен, присел на краешек.
– Все в порядке, Герман Алексеевич? – заглянул в кузов службист в кремовой рубашке.
Гость кивнул. Дверь закрылась. Митя остался наедине с вошедшим.
– Вы знаете, кто я? – спросил человек.
Свет желтой потолочной лампы неровно падал на его лицо. Властную ауру собеседника Митя почувствовал, но робости не испытал. Возможно, от флюидов подобного рода его экранировала стальная решетка, а может, Савичеву просто было все равно, какое впечатление он произведет на высокопоставленного чиновника – хуже, чем сейчас, ему быть не могло.
– Вельяминов Герман Алексеевич, – ответил Митя из-за прутьев. – Глава госкорпорации, созданной для передовых исследований в области медицины. Кажется, доктор медицинских наук.
– А вы, как мне говорили, по образованию биолог, – кивнул Вельяминов. – Приятно встретить коллегу.
– Я не знал, что государственные чиновники такого масштаба вечерами бродят по автозакам. У вас какая-то благотворительная программа? Или просто наблюдаете за жизнью граждан в естественной среде обитания?
– Обойдемся без острот. Тем более, думаю, вы догадываетесь, зачем я здесь. Мои люди уже с вами беседовали. А сейчас я хочу поговорить лично, дабы услышать из первых уст.
– О чем?
– О химере, разумеется.
Митя несколько секунд боролся с потрясением, хотя подспудно знал причину явления необычного гостя.
– Откуда вы знаете о нем?
Вельяминов промолчал. Стекла очков холодно отражали свет потолочной лампы.
– Так не годится. – Митя отодвинулся от решетки. – Я не буду с вами разговаривать, если вы не собираетесь разговаривать со мной.
– Вы не в том положении, чтобы ставить условия, – напомнил чиновник.
Митя прижал лицо к прутьям, скорчил рожу и пропел:
– Qui pro quo [3] , Кларисс!
– Считаете себя Ганнибалом Лектором?
– Следователь Горюнов определенно считает.
– Упрямство – не лучший союзник. Вы осознаете, что вас ждет? Или вы из тех, кому доставляет удовольствие конфликт с властями? Уверяю вас, что это бессмысленное занятие, это ни к чему не приведет. А я могу вытащить вас отсюда.
– Вы предлагаете сделку? Типа, рассказываю о фараончике, а вы меня выпускаете на свободу?
Вельяминов устало выдохнул.
– Я не хочу, чтобы вы воспринимали мою просьбу как сделку. Мне просто не хочется, чтобы вы оказались в тюрьме. Я знаю, что вы ни в чем не виноваты. Можете в это поверить?