Нана проснулась от собственного смеха и увидела, что Антона рядом нет. В первый момент даже испугалась, потом прислушалась: из ванной доносился шум льющейся из душа воды. Она не стала вылезать из постели, лежала, блаженно потягиваясь, и глупо улыбалась. Потом вспомнила об убийстве Катерины, и улыбка сразу потухла, но уже через несколько секунд снова вернулась, и Нана ничего не могла с этим поделать. Что же с ней творится? Она должна быть серьезной, озабоченной, даже, может быть, трагичной, ведь человека убили, и не так чтобы очень уж постороннего. Конечно, Катерина Нане Ким никто, очередная подружка брата ее начальника, седьмая вода на киселе, но все-таки они были знакомы, да и вообще, когда человек умирает, все должны горевать и никто не имеет права быть счастливым. А вот она почему-то счастлива. Как начала радоваться во сне, так до сих пор остановиться не может.
Нана протянула руку, взяла с тумбочки мобильник, проверила, не было ли сообщений от Никиты. Сообщение было, совсем коротенькое: «У меня все получается! Ура!» Слава богу, хоть у сына все в порядке.
– Ты встаешь или еще будешь досыпать? – Антон стоял в дверях спальни, обмотанный полотенцем, с мокрыми волосами и чисто выбритым лицом.
– А который час? – лениво спросила Нана.
– Половина шестого. Если ты со сна плохо соображаешь, то уточняю: вечера.
– Есть хочется, – невпопад сказала она. – Давай позвоним бабе Вере и позовем ее в гости. Она блинов напечет. Очень хочется блинов, причем много, досыта, с медом, с вареньем и со сметаной. А? Давай?
– Давай, – улыбнулся Антон. – А как же твоя диета и твоя фигура?
– А черт с ними, – легко и радостно рассмеялась Нана. – Ну, будет у меня талия на пять сантиметров толще или даже на десять. Ты что, готов меня бросить из-за этого?
– Я тебя не брошу, даже если ты будешь весить тонну. Что с тобой, Нана? Ты сегодня на себя не похожа. Что-то случилось?
– Сон смешной приснился.
– Расскажешь?
Она помотала головой по подушке, мол, нет, не расскажу. Врать не хотелось, но не говорить же Антону, что ей снится Филановский и она переживает, что больше никогда его не увидит, и как же ей жить без него, ведь она его так любит. Ей снова стало весело, и она невольно прыснула.
– Почему? Сон был неприличный?
– Да нет, ничего неприличного, просто я его почти не помню, все смазалось, ну, знаешь, как это бывает. Осталось только ощущение смешного и радостного.
Все-таки пришлось соврать. Сон свой Нана помнила отлично.
Она, не вылезая из постели, позвонила Вере Борисовне и ужасно огорчилась, когда выяснилось, что та никак не может устроить им «блинов досыта», потому что отмечает праздник со своими маленькими фигуристами и их родителями.
– Придется вставать, – удрученно констатировала Нана, – и готовить еду самостоятельно. А я так хотела сегодня полениться!
– Давай сходим куда-нибудь, – предложил Антон. – Рядом с домом полно ресторанов.
– Нет, в ресторан не хочу. Вообще из дому выходить не хочу. И красиво одеваться не хочу. Хочу ходить в халате и шаркать ногами, обутыми в шлепанцы без задников.
– Это что, капризы? – удивленно спросил он. – Как-то на тебя не похоже.
– Это не капризы, Тоша, – Нана встала, закуталась в халат, туго завязала пояс и быстрым движением пальцев поправила разлохматившиеся во сне волосы, – это нормальное желание не напрягаться и не выглядеть, а просто быть. Быть самой собой. Я тебя разочаровала?
– Ты меня озадачила. И немного напугала. Даже и не знаю, как тебя в таком странном состоянии одну оставлять.
– Ты собираешься уходить?
Ей сразу стало грустно. Она даже не подозревала, что может так расстроиться при мысли, что Антон сейчас уйдет.
– Если ты против, я никуда не пойду.
– Я против, – она смело посмотрела ему в глаза и улыбнулась. – Я не хочу, чтобы ты уходил. Я хочу, чтобы ты остался.
Никогда за все время, что они встречаются, Нана не просила Антона Тодорова не уходить, точно так же как никогда не приглашала его к себе и не спрашивала у него согласия на то, чтобы прийти к нему. Она считала это ниже своего достоинства. Если он хочет провести с ней время, пусть сам приглашает или сам просит позволения приехать. Она ни за что не станет проявлять инициативу. Ни за что. И что это с ней сегодня?
– Хорошо, я остаюсь.
– А куда ты собирался?
И снова она поступила против собственных правил. Никогда подобных вопросов Нана себе не позволяла. Антон – взрослый самостоятельный человек, кроме того, он ее подчиненный, и какое право она имеет контролировать его и спрашивать, куда он идет или где и с кем был, если это не касается работы? Это казалось ей чем-то неприличным и не соответствующим тем отношениям, которые она же сама и установила.
– Я хотел съездить к Любови Григорьевне, поговорить. Надо помочь Олегу Баринову, поспрашивать, может, она видела или слышала что-нибудь любопытное. И потом, мы с тобой вчера говорили о том, что надо попробовать выяснить, кто еще, кроме моего отца и самих Филановских, мог знать о той истории. Нужно искать автора писем, убийство Катерины этой задачи не отменило.
– Поезжай, – решительно сказала Нана. – Это надо сделать, ты прав. Сейчас я быстренько приготовлю что-нибудь вкусное, позавтракаем – и поезжай.
– Ты имеешь в виду – поужинаем? – с улыбкой осведомился Антон.
– Ладно, сойдемся на том, что пообедаем, – она легко пошла на компромисс. – Только возвращайся потом ко мне, ладно? Я буду валяться на диване, смотреть телевизор и ждать тебя.
Антон потянул ее за руку, прижал к себе, обнял.
– Знаешь, сколько лет я ждал, чтобы услышать эти слова? Я всегда хотел, чтобы меня дома ждали. Даже папа мне никогда этого не говорил, – прошептал он ей на ухо.
– Я буду говорить тебе это каждый день, – ответила она тоже шепотом. – Хочешь?
– Хочу. Очень хочу.
– А отбивную из свинины хочешь? С жареной картошкой и салатом.
– Тоже хочу.
– А еще чего хочешь?
– Не скажу, – улыбнулся Антон, – а то на Тверскую не успею.
* * *
– Я так и знала, что добром это не кончится. – Любовь Григорьевна резким движением закрыла дверь в свой кабинет. – Я как чувствовала, что эта девчонка внесет разлад в нашу семью. Мне утром позвонил Андрюша, но ничего толком не объяснил, он был так взвинчен! Ну что там, Антон, рассказывайте же.
Антон устроился в кресле, достал блокнот и папку, в нескольких словах обрисовал Филановской ситуацию.
– Ну конечно, это все его неразборчивость, – сердито проговорила она, – вечно у него девицы меняются, ни одну не может около себя удержать. Вернее, не хочет. Разумеется, у него характер непростой, не каждая может с таким ужиться, да еще это его весьма сомнительное мировоззрение… Девушкам все это не нравится, они пытаются с этим бороться, угрожают, что бросят его, если он не станет вести себя по-другому, а он их спокойно отпускает, ни одну не пытается удержать. Разве так можно? Сосуществование двух людей – это труд, адский труд, можете мне поверить, а Андрюша не хочет прикладывать ни малейших усилий к тому, чтобы выстроить отношения должным образом. Знаете, почему от него жена ушла в свое время? Она не могла вынести того, что он ее совсем не ревнует. Она специально давала ему поводы для ревности, хотела проверить, насколько она ему дорога, а он только улыбался. Как будто ему все равно, как будто она ему не очень-то и нужна. Конечно, она обиделась. А кто бы не обиделся?