И вот наконец Андрей пришел домой, они вместе поужинали, потом Катя смотрела по телевизору сериал, а Андрей что-то писал, включив компьютер, и ей казалось, что еще минут двадцать – и спать.
Как раз в это время и позвонили в дверь. Она помчалась открывать и увидела на пороге одну из «подружек» Андрея. Как она ненавидела этих теток с озабоченными рожами, которые считали возможным являться в почти семейный дом в одиннадцать вечера, да еще без предварительного звонка! И почему Андрюша им это позволяет? Самое противное, что «подружек» было много, человек пять или даже шесть, и не все они были тетками «в возрасте», то есть около сорока. Среди них попадались и молодые девицы. Ну как, ну вот как она, Катя, должна к этому относиться?
Сегодняшняя гостья была из этих, молодых и красивых. Андрей, как обычно, провел ее на кухню, заварил чай и закрыл дверь, ведущую в коридор, предоставив Кате смотреть телевизор в одиночестве. Девушка даже не злилась – она давно привыкла. Конечно, в тот раз, самый первый, больше года назад, когда они с Андреем только-только начали жить вместе, и вдруг около полуночи явилась какая-то молодая женщина, и Андрей встал с постели, повел ее на кухню, закрыл дверь, и до рассвета они о чем-то разговаривали, – в тот раз Катя устроила форменную истерику. Она была, во-первых, влюблена, и во-вторых, уверена, что эта женщина – или бывшая любовница Филановского, с которой у него «еще не все порвано», или будущая претендентка, готовая в любую минуту сместить Катю и заменить ее собой рядом с ним. Понятно, что при таком подходе масштаб истерики был весьма крупным. Она рыдала и требовала объяснений, Андрей тихо улыбался и говорил:
– Зайка, я не могу, не имею права требовать от тебя, чтобы ты разделяла мои убеждения и жила моими интересами. Но и ты не можешь требовать от меня, чтобы я жил в вакууме, не имея возможности общаться с людьми, которым интересно то же, что и мне. Если я не могу говорить с тобой о том, что меня волнует, то я буду говорить об этом с другими. А если ты собираешься по этому поводу скандалить, то я ведь все равно не перестану общаться со своими друзьями, я просто буду делать это вне дома. Ты этого хочешь? Ты хочешь, чтобы я уходил поздно вечером неизвестно куда и возвращался под утро?
– Ты привел в дом бабу и заперся с ней на кухне у меня на глазах! – кричала Катерина, размазывая бурно текущие слезы по щекам и шее.
– А что, будет лучше, если я буду уходить с ней? – смеялся Андрей, которого ее слезы совершенно не трогали и, что удивительно, не раздражали. Он просто как будто не замечал их. – Ты же ходишь куда-то со своими подружками, о чем-то разговариваешь с ними, и я совсем не уверен, что мое присутствие рядом с тобой в такие моменты сделало бы эти встречи более приятными. У тебя с твоими приятельницами свои разговоры, у меня с моими – свои. Не понимаю, что тебя так бесит.
Но по его глазам она видела, что он отлично все понимает. Он понимает, что именно привело ее в бешенство, но ничего менять не собирается. Катю душила ревность, она пыталась вытянуть из Андрея какие-то слова, которые успокоили бы ее, дескать, у него с этой женщиной нет никаких интимных отношений, и не было никогда, и не предвидится, но он, как назло, об этом не говорил, а говорил совсем о другом: о том, что человеку необходимо общение, и никто не вправе его лишать возможности… В конце концов Катя рассвирепела и пустила в ход свой последний, как ей казалось, козырь:
– Если ты такой, то я вообще уйду от тебя. Ты, наверное, совсем меня не любишь, раз можешь оставить меня одну и ночь напролет просидеть с какой-то бабой и пить с ней чай. Она тебе дороже, чем я, да?
Ответ Филановского ее обескуражил:
– Зайка, каждый человек имеет право делать то, что дает ему возможность почувствовать себя счастливым. Я очень хорошо к тебе отношусь, и если ты будешь счастлива, уйдя от меня, то я за тебя от всей души порадуюсь.
Катя ушам своим не поверила.
– То есть ты будешь рад, если я уйду? – переспросила она.
– Я буду рад, если тебе будет хорошо.
– И что, даже страдать не будешь?
– Я же сказал: я буду радоваться за тебя. Ведь ты же будешь счастлива, почему я должен из-за этого страдать? Я искренне хочу, чтобы у тебя все было хорошо, и если у тебя все хорошо – я счастлив. Где здесь место для страданий? Я лично его не вижу.
Она не понимала и поэтому не верила и старалась заставить Андрея произнести какие-то другие слова, более привычные и более понятные.
– Ты не будешь по мне скучать? Тебе не будет плохо без меня? Тебе что, вообще все равно, есть я или нет?
Однако ей так и не удалось услышать в ответ то, что хотелось. Они с Андреем говорили словно бы на совершенно разных языках, и в конце этого длинного и такого странного разговора Кате стало понятно только одно: Андрей не такой, как все, и если она хочет быть рядом с ним, ей придется с этим смириться. Придется принять как данность его представление об отношениях мужчины и женщины, которое основано на том, что секс и душевная близость – суть вещи разные, и глупо страдать из-за того, что они не совпадают. Иногда они действительно совпадают, но чаще – нет, так устроен мир, и не нам его переделывать. Секс остается Кате, душевная близость и дружба – другим людям, большая часть которых почему-то является женщинами. И если Катя соберется бросить Андрея Филановского, то валяться в ногах и умолять вернуться он не станет, это было тем единственным, что она поняла точно.
Она честно пыталась встать в ряды его подруг, прослушала целиком его семинар, состоящий из пяти трехчасовых занятий, и хотя поняла все, что он говорил (Андрей умел удивительно понятно объяснять), душевного отклика его идеи в ней не нашли. Зачем все это? Глупость какая-то… Конечно, Катя ничего такого ему не сказала, напротив, заявила, что ей было страшно интересно, и даже попыталась обсудить его идеи дома, но разговор быстро увял, потому что настоящего интереса она не испытывала, и Андрей сразу это почувствовал. Он не рассердился, нет, не рассердился и не обиделся, просто сказал тогда, что у каждого человека свои эмоциональные и интеллектуальные потребности и не стоит истязать себя тем, что этим потребностям не соответствует. Если человек чего-то не понимает или ему что-то неинтересно, это не означает, что он тупой и ограниченный. Просто он – другой. Он не такой, как ты. А кто сказал, что все обязаны быть такими, как ты сам? Кто сказал, что всем должно быть интересно то, что интересно лично тебе? Кто сказал, что твои интересы – самые интересные, и твои вкусы – самые правильные, и твое мнение – самое безошибочное? Кто, в конце концов, сказал, что ты – эталон, а все, кто этому эталону не соответствует, – глупцы с неразвитым вкусом? Никто этого не говорил, это ты сам придумал, потому что слишком любишь себя и считаешь себя самым лучшим, самым умным и самым правильным, а это, между прочим, есть не что иное, как гордыня – один из смертных грехов, причем самый тяжкий.
– Никогда не притворяйся, – сказал тогда Андрей. – Если человек притворяется, он тем самым как бы заявляет, что не имеет права быть таким, какой он есть, потому что он недостаточно хорош и надо бы это скрыть под какой-нибудь личиной, чтобы понравиться другому человеку. Не делай вид, что тебе интересен мой семинар и вообще моя работа. Если ты открыто скажешь, что тебе это неинтересно, непонятно и вообще не нужно, я не стану хуже относиться к тебе, честное слово. Зато я буду знать, что ты не обманываешь меня и не притворяешься, что ты честна со мной, а это дорогого стоит. Я же люблю тебя не потому, что ты – ярая сторонница моих идей. Ты можешь быть сторонницей каких угодно идей, я все равно буду тебя любить.