– Я сам вам помогу, Анна Карловна. Мы же договорились: каждый работает на своей территории. Кто любит, чтобы цветов было много, будет и работать побольше. Кто любит крупные растения, тому будет потруднее. Это естественно. За свои пристрастия надо платить самому.
Он оторвался от документов, поднял на секретаршу синие глаза и улыбнулся так, что она мгновенно растаяла. В эту секунду Анна Карловна Тидеманн готова была жизнь отдать за своего обожаемого шефа.
– Я прав, Анна Карловна?
Она расплылась в ответной улыбке:
– Я не смею оценивать вашу правоту или неправоту, но мне, безусловно, приятно, что вы приняли такое решение. Благодарю вас.
Никакие эмоции, даже самые положительные, не могли заставить ее изменить тот стиль речи, которым она пользовалась, находясь на службе.
– Александр Владимирович, я могу задать вам вопрос?
– Ну конечно, – кивнул он, снова утыкаясь в почту.
– Если вы собираетесь вместе со мной заниматься растениями в приемной, что мне надлежит сделать, чтобы оградить вас от нежелательных контактов?
Так и только так. Не «как вы собираетесь прятаться от Катерины», а «что мне надлежит сделать». Старая школа.
– Н-да, – он поднял голову и озадаченно посмотрел на нее, – об этом я не подумал. А мы дверь запрем! Закроем приемную и займемся делом.
– Но ведь все знают, что вы в издательстве, – осторожно возразила Анна Карловна. – Это совершенно невозможно, чтобы я закрыла приемную и ушла, когда вы здесь. Люди этого не поймут.
Филановский расхохотался, и получилось это у него задорно и как-то вкусно.
– Голубушка, Анна Карловна, мы с вами не в том возрастном статусе, чтобы люди могли подумать что-нибудь необыкновенное. Вы – почтенная дама, строгая и неприступная, у вас внуки, и один из них настолько взрослый, что даже работает у меня, ну кому придет в голову подумать о вас что-то нехорошее? И потом, вы, по-моему, давно не перечитывали книгу моего брата. Полистайте ее, вы найдете там все необходимое для того, чтобы разрешить ваши сомнения.
Вернувшись в приемную, Анна Карловна еще какое-то время занималась своими прямыми обязанностями, отвечая на звонки, передавая указания и заполняя контрольные карточки на расписанные начальником документы, потом заварила себе чаю и достала с полки книгу Андрея Филановского «Забытые истины», выпущенную их же издательством. Читать она не собиралась, хотела только открыть и положить на видное место, чтобы Александр Владимирович, если выйдет, мог убедиться: она беспрекословно следует его советам. Но… открыла, пробежала глазами пару строк – для порядка – и увлеклась.
«…мы живем в мире, наполненном мифами и иллюзиями, и этот мифический иллюзорный мир управляет нашими жизнями, а мы покорно следуем его требованиям, не давая себе труда задуматься: а правдивы ли эти мифы? И обязаны ли мы им следовать?
Вот вам самый простой пример: знаменитая пушкинская фраза о том, что «гений и злодейство – две вещи несовместные». Вспомните, сколько раз ваши учителя цитировали ее, ссылались на нее, внушая вам, что злодей не может быть гением, а гений, соответственно, злодеем. Не припоминаете? А вспомните все свои школьные учебники. Разве хоть об одном выдающемся ученом или писателе там было написано хоть одно худое слово? Нет, они все были сплошь ангелами во плоти, чудесные, добрые, порядочные, любили своих близких и никому не делали зла. Ну а как же может быть иначе, ведь они – гении. И ни слова о причинах смерти Чайковского. И ни звука о более чем сомнительном поведении Федора Михайловича Достоевского, проигравшегося в казино и бросившего беременную жену без копейки, чтобы уехать в другой город и завести себе другую женщину, у которой взять деньги и снова их проиграть. Так что же, выходит, Достоевский не гений, раз он такое себе позволял? Да нет же, друзья мои, гений, конечно, гений. Просто гении – они точно такие же люди, как мы с вами, и точно так же могут поступать и хорошо, и дурно. И не следует нам делать вид, что гении могут поступать только на «пять с плюсом». Но как же тогда быть с Пушкиным, спросите вы. Ведь Пушкин же сказал, что гений и злодейство несовместны, что ж мы, против Пушкина попрем? Пушкин сам по себе – гений, а это значит, что он не может ошибаться. Как сказал, значит, так и есть. И будем его цитировать, и ссылаться на него как на истину в последней инстанции, потому как – гений. Остановитесь, дорогие мои, остановитесь на секунду и подумайте: кто вам сказал, что гений изрекает одни лишь истины? Кто вам внушил, что гений не может быть не прав? Да, можно согласиться с тем, что гениальный математик вряд ли ошибется, рассуждая о математических материях, но разве он не может ошибаться, высказываясь на темы музыки, литературы, биологии или жизни вообще? Да запросто! И вот гениальный математик, не имея в виду ничего плохого, публично заявляет, что какой-нибудь роман какого-нибудь Васи Тютькина – книга всех времен и народов. И что? В наше время – почти ничего. А вот в те времена, когда мы с вами росли и учились в школах, это высказывание поднимали как знамя, цитировали и руководствовались им как бесспорной истиной. Ну как же, гений сказал, а гении не ошибаются. Вернемся же к Александру Сергеевичу: он был гениальным поэтом, но вовсе не гениальным философом, не гениальным психологом, не гениальным человековедом, и его высказывания, касающиеся сущности человека и его отношений с окружающим миром, это всего лишь его частное мнение, а не наше с вами руководство к действию. Так почему же мы позволяем весьма дилетантским высказываниям управлять нашей жизнью, формировать наше мышление? Задумайтесь об этом.
Пойдем дальше и возьмем пример еще более простой. Главное предназначение женщины – материнство. Знакомая фраза, правда? И не просто знакомая, а вколоченная нам в головы с раннего детства. И что в результате имеют женщины? Страшный комплекс собственной ненужности, неполноценности, никчемности в тех случаях, если материнство по каким-то причинам не состоялось. Ну как же, нам же сказали, что это главное предназначение, а коль мы его не выполнили, значит, прожили жизнь зря. И началось! Депрессии, попытки стать матерью любым способом, многолетнее мучительное и нередко опасное для здоровья лечение от бесплодия, стремление выйти замуж за кого угодно, лишь бы был ребенок, усыновление, экстракорпоральное оплодотворение, суррогатное материнство. Это все прекрасно, если женщина действительно хочет ребенка и готова ради того, чтобы он родился, идти на любые жертвы. А если она его не хочет? Ну вот просто не хочет – и все? Тогда у нее возникает комплекс неполноценности и собственной вины за то, что она не соответствует идеалу, норме. В норме каждая женщина должна стремиться к материнству, и идеал – это женщина-мать. Так нам внушили. А мы позволили себе это внушить, и поэтому если женщина идеалу или норме не соответствует, она считается ущербной со всеми вытекающими отсюда последствиями вплоть до психических расстройств. А теперь представьте себе, какой чудесный, добрый, уравновешенный, любящий жизнь и людей ребенок вырастет у матери, которая его, в сущности, не хотела и родила его только для того, чтобы никто не упрекнул ее в несоответствии идеалу, которая родила ребенка не для того, чтобы дать ему жизнь, а исключительно для решения собственных проблем адаптации в социуме, диктующем ей определенные нормы поведения и жизни.