В ход пошли домыслы и догадки, объясняющие молчание Филановского. Он мог, например, направить докладную в другие службы, тем же пиарщикам и бренд-менеджерам для обсуждения и подготовки собственных предложений, чтобы потом сразу собрать совещание, не теряя времени на разговоры с каждой службой в отдельности. На проработку документа нужно время, недели две, так что можно еще подождать.
Миновали две недели, потом три, потом месяц. Подошло время очередной зарубежной книжной ярмарки, и Янкевич решил проявить инициативу: собрал сведения о готовящихся к выпуску новинках, положил перед собой несколько только что вышедших книг, сам составил на каждое издание рекламную аннотацию на русском и английском языках и отправился к верстальщикам с просьбой подготовить макет буклета с фотографиями обложек. У верстальщиков на него посмотрели с недоумением и, весело улыбаясь, объяснили, что без команды руководства никакие заказы они не выполняют, если этого нет в плане. Янкевичу, проработавшему много лет в государственном учреждении, такая постановка вопроса была вполне понятной, и он тут же написал коротенькую докладную директору, мол, так и так, близится ярмарка, для повышения эффективности продаж считаю целесообразным подготовить буклет с описанием новинок для распространения среди зарубежных книготорговых организаций, продающих книги на русском языке, а также для улучшения деятельности по продаже прав на перевод; прошу дать указание подготовить макет и сделать тираж.
И снова в ответ он не получил ничего, кроме молчания. Когда времени до ярмарки осталось совсем мало, Станислав позвонил Филановскому.
– Саша, мы с чем во Франкфурт поедем? С пустыми руками? Почему буклет не делается?
– Да не волнуйся ты, все будет в порядке. И книги продадим, и права. Не в первый раз.
Янкевич так и не понял, прочел директор его вторую докладную записку или нет, а спросить не посмел. Никакого буклета никто не делал, и присутствие издательства «Новое знание» на ярмарке было организовано так же, как и в прошлые годы: один человек постоянно торчал на объединенном стенде Российской Федерации, а все остальные, включая Янкевича, гуляли по городу, ходили по магазинам, ездили на экскурсии в Кельн, Бад-Гомбург и Баден-Баден или просто шатались по выставочному комплексу, глазея на то, как кипит жизнь на стендах английских, немецких, французских и американских издательств, где постоянно велись переговоры и покупались права. Сам Филановский на ярмарку не поехал.
Дома делался ремонт, на работе ничего не происходило. Янкевич по-прежнему приходил в свой кабинет каждый день, он так и не смог пересилить себя и свести свое присутствие в издательстве к одному-двум дням, его постоянно терзали опасения, что если он пропустит хотя бы один рабочий день, то именно в этот день его станет искать Филановский с новым заданием или новыми идеями. Янкевича не окажется на месте, и директор не станет разыскивать начальника отдела продаж, а поручит работу кому-нибудь другому. Станислав сидел в кабинете и целыми днями читал только что вышедшие в свет новинки, потому что надо же было хоть что-то делать, хоть чем-то себя занять, чем-то таким, что имеет отношение к получаемой им зарплате. Пусть начальник отдела продаж ничего не смыслит в организации самих продаж, но он по крайней мере должен быть в курсе того, что они продают. Опытный редактор, наделенный вкусом и чувством текста, он частенько видел редакторские и корректорские огрехи и упущения, понимал, что можно было бы сделать, чтобы книга читалась лучше и была интереснее и понятнее, и злился. Злился на Филановского, который посадил его в это кресло, а не в кресло ответственного редактора одной из множества редакций. Злился на себя самого за то, что не может отказаться от благ, сопутствующих его должности. Злился на тех, кто оказался в таком же положении, как и он сам, но почему-то принимающих это положение легко и радостно, словно так и должно быть, и снова злился на себя, потому что ему подобное отношение к ситуации никак не давалось, и он чувствовал себя из-за этого каким-то несовременным, неполноценным, неправильным. Ну почему другие так живут – и все отлично, а он не может!
Все чаще и чаще открывал он книгу Андрея Филановского «Забытые истины», погружался в нее и снова возвращался, пусть только в ощущениях и воспоминаниях, в те несколько месяцев, которые оказались самыми счастливыми в его жизни: у него была потрясающе интересная работа, которую он готов был делать даже бесплатно – столько радости она ему приносила, но за которую еще и платили бешеные, по его тогдашним госбюджетным представлениям, деньги. И дома тогда все было удивительно хорошо, дети пошли в новую школу, жена вся светилась…
Он думал, что книгу уже выучил наизусть, но теперь она почему-то казалась ему совсем незнакомой, словно и не читал ее ни разу. То и дело Янкевич натыкался на те места, которые раньше виделись ему любопытными и даже привлекательными, а сейчас они раздражали, будто прикосновение грубой ткани одежды к едва зажившей ране на теле. Вот, например, такой пассаж:
«В этом параграфе мы поговорим о законе, который я назвал Законом Н–О. Одной из самых распространенных и опасных ошибок нашей цивилизации является представление о том, что у людей есть недостатки. Вам кажется, что это звучит невероятно? Согласен. Но давайте разберемся. Каждый человек имеет внутри себя, в своем менталитете, в своей душе, некоторый стержень, нечто вроде арматуры из его представлений, предпочтений и вкусов, и все, что он думает, говорит и делает, естественным и логичным образом вытекает из того, какова эта арматура. А арматура у всех разная, поэтому мысли, слова и поступки у всех людей тоже разные. Казалось бы, прописная истина, с которой никто и не думает спорить. Но так ли это на самом деле? В самом ли деле мы с этим не спорим? Как бы не так! Стоит какому-либо человеку начать поступать так, как нам не нравится, мы тут же заявляем, что у него есть определенные недостатки. Иными словами, мы считаем, что его арматура не такова, как нам хотелось бы. А кто мы, собственно говоря, такие, чтобы давать ей оценки и требовать ее соответствия нашим представлениям и желаниям? Она – сама по себе, она такова, какова она есть, а мы со своими желаниями и требованиями – другие, у нас своя арматура, и мы тоже сами по себе. И нам, между прочим, ужасно не нравится, когда кто-то недоволен нашей так называемой арматурой, то есть нашими представлениями о правильном и неправильном, о хорошем и плохом, о красивом и уродливом. Мы сердимся, когда кто-то, кому не нравится наша арматура, считает, что у нас есть недостатки. Мне кажется, дальше эту мысль можно не продолжать, чтобы не впасть в совсем уж менторский тон.
Итак, к чему же мы приходим? К тому, что у людей вообще нет недостатков, и забудьте навсегда это ужасное словосочетание. Выбросьте его из головы и не пользуйтесь им ни в разговорах, ни даже в мыслях. У каждого человека есть особенности характера. В психологии это называется длинно и труднопроизносимо: устойчивые индивидуально-личностные особенности, но мы с вами будем пользоваться просто словом «особенности». Да, у каждого человека, с которым вы сталкиваетесь на протяжении жизни, есть особенности, которые вам не нравятся. Это нормально. Это совершенно естественно. Но не забывайте, что они не нравятся лично вам, то есть человеку с собственной «арматурой», с собственными «особенностями». Что из этого следует? А то, что «мне не нравится» – не более чем ваша субъективная оценка, продиктованная лично вашими особенностями. Найдется целый легион людей с принципиально иными особенностями, которых вполне устроит то, что вам так «не понравилось», а если и не устроит, то не вызовет раздражения и гнева, а просто оставит равнодушным. Они могут даже не заметить того, из-за чего вы так сердитесь и злитесь.