Она разрыдалась так отчаянно, что сразу поняла: дойти до метро ей сейчас не удастся, нужно найти укромное место, выплакаться, потом привести себя в порядок, и только после этого можно выходить на свет божий. Куда бы приткнуться со своей истерикой?
Катя развернулась и ринулась назад, в издательство. Промчавшись мимо охранника, сидящего в стеклянной будке у входа, она завернула за угол и толкнула дверь в комнату охраны. Там сидели двое мускулистых парней в черной униформе, обоих она помнила в лицо, и еще какой-то человек, которого Катя не знала, но решила, что это кто-то из водителей. Водители постоянно торчали в комнате охраны.
– Катерина, что случилось? – вскочил один из охранников.
– Нога, – простонала она, пытаясь этим оправдать свои слезы. – Ногу подвернула, так больно – ужас просто, прямо до слез. Я посижу у вас немножко, ладно?
– Может, врача позвать? Или «Скорую» вызвать? – заботливо предложил второй парень-охранник, чуть помоложе своего напарника.
– Не нужно, сейчас пройдет, мне бы только умыться, а то куда я пойду такая зареванная…
Катя знала, что помещение охраны состоит из трех смежных комнат: той, в которой она сейчас находилась, комнаты отдыха, где по очереди спали те, кто дежурил в ночную смену, и малюсенькой душевой, где есть раковина и можно умыться, но прежде – нареветься всласть. Она бывала здесь неоднократно, когда договаривалась с Андреем встретиться в издательстве, а он задерживался. Еще в те времена, когда она была едва знакома с Александром Филановским и не осмеливалась торчать у него в приемной или сразу заходить в кабинет директора, Катерина ждала Андрея именно здесь, в помещении охраны, где стояла кофе-машина и всегда вкусно пахло кофейными зернами и принесенными из расположенной неподалеку венской кондитерской пирожными. Охранники в издательстве «Новое знание» все как на подбор были молодыми и симпатичными, к Катиной привлекательности равнодушными не оставались, и проведенное в этой комнате время всегда наполнялось для нее комплиментами, заигрываниями и прочими проявлениями мужского внимания, столь милыми сердцу почти каждой женщины независимо от возраста.
Демонстративно прихрамывая, она зашла в душевую, включила воду в умывальнике, поплакала недолго, но зато от души, и стала приводить себя в порядок. Тушь, конечно, потекла, и пришлось ее совсем смыть, после чего собственные глаза с отекшими покрасневшими веками показались Кате совсем уж непригодными для демонстрации. Открыв сумочку, она принялась неторопливо и вдумчиво изучать ее содержимое. Авось найдется что-нибудь подходящее, например, карандаш, которым можно хотя бы подводку сделать…
* * *
Сотрудник отдела кадров по фамилии Горшков обладал замечательным комплектом личных качеств: он был одновременно очень толковым и очень ленивым. Толковость его проявлялась в том, что он все понимал с полуслова, лень же оборачивалась тем, что он все понимал, но при этом мало что делал. Он сидел в кабинете Наны Ким и терпеливо ждал, пока она ознакомится с анкетными данными новой сотрудницы отдела рекламы, некоей Савицкой Марины Вадимовны, двадцати восьми лет от роду.
– Что-то она давно нигде не работала, – заметила Нана. – На что жила, спрашивается?
– Ну а то ты не знаешь, на что она жила, – ухмыльнулся Горшков. – Ее шеф привел, вот тебе и ответ.
– Степан, – Нана вздохнула и открыла блокнот, куда записывала всякую нужную информацию, – ну-ка вспомни, когда шеф в последний раз приводил к нам на работу свою даму.
– Это ты кого имеешь в виду? Татьяну, что ли, Лозбякову?
– Ага. Так когда?
– Кажется, года два назад или даже три, – пожал плечами Горшков. – А что? Думаешь, шеф зачастил?
– Нет, не думаю. И хочу тебе напомнить, что Лозбякова у нас работает, – она заглянула в блокнот и убедилась, что память ее не подвела, – с апреля 2005 года. То есть в апреле или в крайнем случае в марте прошлого года роман с Лозбяковой у шефа закончился и наступила очередь Савицкой. А Савицкая не работает с 2003 года. Тебе не интересно, кто ее содержал в течение двух лет, пока шеф ее к себе не пристроил?
– Не-а, – помотал головой Горшков. – Не интересно. Я нашему шефу доверяю, он абы кого в издательство не приведет. А что, у тебя есть основания что-то подозревать?
– Да нет у меня никаких оснований. У меня мозги есть, – с досадой ответила Нана, – и эти мозги имеют дурную привычку просчитывать варианты. Я отвечаю за безопасность всего издательства, в том числе и за то, чтобы отсюда не утекала информация. Ты сам-то, когда беседовал с ней, ни о чем ее не спросил?
Фраза была бессмысленной, ибо и без того понятно, что Горшков, конечно же, никаких вопросов Савицкой не задавал. Но Филановский тоже хорош, черт бы его взял с его любвеобильностью! Взять девицу на работу в отдел рекламы – это ж надо до такого додуматься! Рекламные идеи и программы продвижения новых книг и новых авторов – одно из самых ценных достояний любого издательства, как же можно так безответственно допускать к этой информации кого ни попадя? Ладно бы еще эта Савицкая сама была хорошим рекламщиком или промоутером, она бы выдавала идеи и тряслась над ними, но ведь ежу понятно, что в рекламе она ничего не смыслит со своим образованием, полученным в текстильном институте, и работать не будет, а станет слоняться по коридорам и кабинетам, распивать чаи и болтать с такими же безработно-неприкаянными бездельниками. Наверное, недели через две-три она познакомится с тремя остальными «бывшими», приведенными сюда Александром, и вступит в их маленький «Клуб пристроенных любовниц». Или не вступит? Сочтет ситуацию оскорбительной и взбрыкнет, когда узнает, что она тут не одна такая? Да нет, маловероятно, Саша выбирает женщин с определенным менталитетом и характером, именно таких, которые после завершения романа ведут себя дружелюбно и весело и с удовольствием вливаются в империю Филановского в роли придворных дам. И Марина Савицкая наверняка такая же. Если только она не притворялась, чтобы понравиться Филановскому и оказаться в конце концов в издательстве, потому что это кому-то нужно. Значит, придется проверять ее хотя бы минимально, чтобы Саша не обиделся.
– Нана, – подал голос Горшков, – можно я тебе задам вопрос как лицу, приближенному к императору?
– Ну, рискни.
– Слушай, неужели шеф ничего не видит? Он что, слепой? Или тупой?
– Степан! – укоризненно воскликнула она.
Обсуждать поступки директора дозволялось, но давать оценки самому Филановскому было не принято и считалось нарушением корпоративной этики.
– Да Степан я, Степан, а только у нас количество скоро в качество перейдет. Сотрудники издательства четко разделились на три группы: те, кто просто работает, те, кто просто не работает, и те, кто работает за себя и за «того парня». Ну что я рассказываю, тебе ли не знать? У тебя ж специальные люди есть, которые отслеживают настроения и волнение умов. Количество тех, кто работает за двоих, увеличивается пропорционально количеству тех, кто совсем не работает, и это количество вот-вот приблизится к критической массе, а там и до взрыва недалеко. Народ-то недоволен, Нана Константиновна. Ты, поди, лучше меня об этом знаешь.