Усаживаясь за столик, Боуман и Сессиль обратили внимание на припаркованный у тротуара огромный «роллс-ройс», в оригинальной окраске которого присутствовали все оттенки зеленого; рядом стояла женщина-шофер в форменной одежде такого же цвета. Сессиль смотрела на сверкающую машину с искренним восхищением.
— Великолепная, — сказала она. — Необыкновенно красивая.
— Да, в самом деле, — согласился Боуман. — И не подумаешь, что она может управлять таким большим автомобилем. — Он не обратил внимания на неодобрительный взгляд Сессиль и лениво оглядел патио. — Три предположения относительно владельца?
Сессиль проследила за его взглядом. Третий столик от них занимали ле Гран Дюк и Лила. Появился официант с очень тяжелым подносом и поставил его перед ле Гран Дюком, взявшим и осушившим стакан апельсинового сока раньше, чем официант успел разогнуться, — возможно, у него болела спина.
— Я думал, что этот парень никогда не придет, — сказал ле Гран Дюк громко и раздраженно.
— Чарльз, — покачала головой Лила. — Ты же недавно плотно позавтракал.
— А сейчас у меня второй завтрак! Время бежит, моя дорогая.
Сессиль положила ладонь на руку Боумана:
— Боже мой! Там, за столиком, Дюк и Лила.
— Что тут удивительного? — Боуман смотрел на ле Гран Дюка, который старательно накладывал себе джем, в то время как Лила наливала ему в чашку кофе. — Естественно, что он здесь. Где цыгане, там должен быть и собиратель цыганского фольклора. И, конечно же, в лучшем отеле. Кажется, у них завязывается настоящая дружба. Она умеет готовить?
— Может, это и забавно, но умеет. И очень здорово. Первоклассный повар.
— О Господи! Он украдет ее.
— Но почему она все еще с ним?
— Спокойно. Ты сообщила ей о Сен-Мари. Она хочет попасть туда. Но у нее нет автомобиля с тех пор, как мы позаимствовали его. Дюк определенно тоже хочет поехать туда. И у него есть автомобиль. Фунт против пенса — это его «ролле». И кажется, они с Лилой в очень хороших отношениях, хотя одному Богу известно, что она нашла в нашем большом друге. Посмотри на его руки — они работают как конвейер. Упаси Бог оказаться с ним в одной лодке, когда надо делить последний кусок хлеба.
— Мне кажется, он по-своему недурен.
— Как орангутанг.
— Он тебе не нравится? — Сессиль, казалось, была довольна. — Только потому, что он сказал...
— Я не верю ему. Он обманщик. Держу пари, никакой он не собиратель цыганского фольклора, он не написал об этом ни единой строчки и никогда не напишет. Если он такой известный и важный человек, почему никто из нас никогда не слышал о нем? И почему он приезжает сюда три года подряд изучать их обычаи? Даже для такого зеленого собирателя фольклора, как я, было бы достаточно одного года.
— А может быть, он любит цыган?
— Возможно. Но он любит их по другим причинам. Сессиль взглянула на него, помолчала и сказала тихим голосом:
— Ты думаешь, это Гэюз Стром?
— Я ничего подобного не говорил. И не произноси здесь этого имени. Ты еще хочешь жить, не так ли?
— Я не вижу...
— Откуда ты знаешь, что среди этих разодетых в нарядные цыганские одежды посетителей нет настоящих цыган?
— Извини. Это было глупо с моей стороны.
— Да.
Он смотрел на столик ле Гран Дюка. Лила что-то говорила стоя. Ле Гран Дюк барственно махнул рукой, и она направилась к выходу из отеля. Взгляд ее был задумчивым. Боуман проследил, как она прошла через патио, поднялась по ступенькам, пересекла фойе и исчезла.
— Она прелестна, правда? — прошептала Сессиль.
— Что? — Боуман взглянул на нее. — Да, да, конечно. К сожалению, я не могу жениться на вас обеих. Закон не допускает этого. — Он задумчиво посмотрел на ле Гран Дюка, а затем опять на Сессиль. — Иди поговори с нашим большим другом. Погадай ему по руке. Предскажи его судьбу.
— Что?
— Дюк там. Иди...
— Я не считаю, что это забавно.
— Я тоже. Не уверен, что твоя подруга, находясь там, за столиком, не узнала бы тебя, но Дюк не догадается, он почти не знаком с тобой. Тем более в таком виде. Во всяком случае, он не поднимет глаз от своей тарелки.
— Нет!
— Пожалуйста, Сессиль.
— Нет!
— Вспомни пещеры. У меня нет ключа к разгадке.
— О Боже, нет!
— Ну ладно.
— А что я должна делать?
— Ну, скажи, что видишь его важные планы на ближайшее будущее, и, если получится удачно, — остановись. Откажись гадать дальше и уйди. Создай впечатление, что у него нет будущего, посмотри на его реакцию.
— Так ты действительно его подозреваешь...
— Я ни в чем его не подозреваю.
Она неохотно отодвинула стул и встала из-за стола:
— Помолись Саре за меня.
— Саре?
— Эта святая — покровительница цыган, не так ли?
Боуман смотрел ей вслед. Она вежливо посторонилась, чтобы не столкнуться с другим, только что вошедшим посетителем с аскетическим лицом, похожим на священника, отрешенного от всего мирского. Симон Серл, а это был он, выглядел как бескорыстный и преданный служитель Бога, которому без колебаний можно доверить свою судьбу. Они пробормотали взаимные извинения, Сессиль прошла дальше и остановилась у столика ле Гран Дюка, который опустил свою чашечку кофе и раздраженно взглянул на нее:
— Ну, в чем дело?
— Доброе утро, сэр.
— Да, да, да, доброе утро. — Он опять взял чашку с кофе. — В чем дело?
— Погадать тебе, сэр?
— Ты что, не видишь, я занят? Убирайся.
— Всего десять франков, сэр.
— У меня нет десяти франков. — Он опять поставил чашку и впервые внимательно взглянул на нее. — Боже милостивый, если б ты была блондинкой...
Сессиль улыбнулась и, воспользовавшись моментом, взяла его левую руку.
— У тебя длинная линия жизни, — произнесла она.
— Я в добром здравии.
— В тебе течет благородная кровь.
— Любой дурак видит это.
— У тебя добрый характер.
— Только когда я не голоден. — Он убрал руку, взял булочку и поднял глаза, так как в это время к столику подошла Лила. — Прогони это вредное насекомое. Меня тошнит от нее.
— Со стороны этого не скажешь, Чарльз!
— Как ты можешь определить это?
Лила повернулась к Сессиль с полудружеской, полуизвиняющейся улыбкой, которая тут же исчезла, как только она поняла, кто перед ней. Однако Лила опять улыбнулась и сказала: