– А что, общепринятая практика. У нас с животными сходство значительно больше, чем нам хотелось бы думать. Возьмем тех же свиней – слышал я, что и обмен веществ у нас похожий, и процесс пищеварения, и еще что-то. Со свиньями, правда, дорого получится – где я вам столько свиней наберу? А вот с мышками самый раз, и дешево, и сердито.
Цаннер проводил меня до лошадей, даже сделал попытку помочь мне забраться на Ворона, так ему понравилась наша встреча и возможные перспективы.
По дороге я успел рассказать ему одну историю, то ли где-то услышанную, то ли прочитанную. В ней шла речь о группе врачей, у которых было что-то наподобие клуба по интересам. Они собирались по вечерам, беседовали, пили чай, вероятно, и еще что-нибудь, покрепче. И была у них своеобразная игра в угадайку. Поскольку все были практикующими докторами, а смертность в те времена была высока, они по очереди рассказывали симптомы болезни очередного своего почившего пациента и предлагали остальным поставить диагноз. Как известно, правильное определение болезни – одна из самых больших проблем в медицине. Так вот, посовещавшись и придя к общему мнению, доктора ставили диагноз. А поскольку пациент к тому времени был уже мертв и вскрытие выявило причины его смерти, их правоту нетрудно было проверить.
Так они и забавлялись, пока не заметили, что один из них стал лечить значительно успешнее своих коллег. И ему пришлось признаться, что он рассказывал симптомы болезни живых пациентов. Говорят, так и появился на свет медицинский консилиум, где ведущие специалисты ставят больному диагноз и назначают курс лечения в особо тяжелых случаях.
В этом мире до этого явно еще не додумались – я подарил идею Цаннеру безвозмездно, в знак хорошего расположения. Доктор понял это и взглянул на меня с благодарностью.
– Кстати, – я хлопнул себя по лбу. – Наконец-то вспомнил, зачем к вам пожаловал, кроме задушевной беседы, конечно. Скажите, есть ли среди ваших знакомых хороший химик, человек, влюбленный в свое дело и согласный переехать сюда? Вот он-то и нужен мне в первую очередь.
Такой человек среди знакомых Цаннера нашелся, и доктор подробно объяснил, как найти его в столице.
– Заезжайте, мы еще о многом с вами не поговорили – например, о генетике, о пластической хирургии, в конце концов, о фармакологии, – пригласил я доктора уже с коня.
Мы с Проухвом отправились к кузнецу в Малые Луки – имелся у меня к нему и заказ, и разговор.
Некоторое время мы ехали, думая каждый о своем. Проухв весь разговор с Цаннером просидел с открытым ртом, даже не пытаясь его закрыть. Сейчас у него на лице явственно читалось желание задать мучивший его вопрос. Наконец Прошка не выдержал и спросил:
– Ваша милость, а эти вот… – он неопределенно поводил вокруг себя руками, – они везде есть?
– Конечно, везде, так и кишат вокруг. И бактерии, и вирусы, и микробы, и инфузории всякие, – мгновенно отозвался я.
Прохор с опаской огляделся.
– А если они такие маленькие, как они могут человеку вред нанести?
– Когда их мало – не могут. Но когда они попадают в благоприятные условия, то начинают размножаться, размножаться – и вот тут дело плохо. Ты понял, что такое иммунитет?
– Ну это который борется с ними, внутри человека сидит, только его тоже не видно. А у меня он есть?
Я взглянул на Прошку – здоровый такой малый, с румянцем на всю щеку.
– Конечно есть, Проухв. У тебя хороший иммунитет, можно даже сказать, отличный. Ты вообще болел когда-нибудь?
– Кашлял, когда мы искали проход в долину и на камнях спали. Потом прошло.
– А в детстве?
– В детстве нет, ничего не болело. Задница, правда, часто болела, когда отец розгой наказывал.
Может, это и есть путь к хорошему иммунитету, подумалось мне. Надо предложить Цаннеру дешевый и доступный способ. Наберет несколько контрольных детских групп и будет следить за ними, анализировать. Тех порют через день, тех раз в неделю, тех розгами, тех ремнем, а вот тех совсем не порют и даже не ругают… Лет через пятнадцать можно будет и диссертацию накатать, с диаграммами, статистикой и прочей ерундой. Изверг ты, Артуа, как есть изверг.
– Иммунитет низкий у ослабленного организма, а тебе, Прохор, нечего бояться: и организм у тебя сильный, и отец здорово поднял его тебе. Выкинь из головы и забудь. Не забывай только руки перед едой мыть – и все будет нормально.
В этом мире присутствовали и малярия, и оспа и, по всей видимости, бубонная чума – как там ее по-медицински? Насчет энцефалита не слышал и насчет гриппа тоже, но это не значит, что их нет. Надеюсь, что я ничего сюда не затащил. Все, хватит об этом – вот уже и кузня, и сам кузнец вышел встречать, предупрежденный подмастерьем…
С кузнецом мы сговорились быстро: я заказал ему свои любимые железки для занятий. Люблю я это дело – и удовольствие получаю, и для здоровья полезно. Оборудую зальчик небольшой, а фехтовать и на открытом воздухе можно, так даже лучше, в условиях, приближенных к боевым. Еще поговорил с кузнецом относительно возможного его перехода на работу в строящийся центр. Песню я пел обычную – работа интересная и оплата высокая.
Что ему делать в деревенской кузне? Ну коня подковать, ну ось тележную починить, гвоздей наделать, топор или лопату отремонтировать. С этим и мальчишка справится. Сам он кузнец знатный, к нему по сложным делам черт-те откуда приезжают. Предварительно поговорил, времени еще куча, пусть думает и прикидывает что да как.
В замок возвращался в хорошем настроении и поспел как раз к ужину. На сон грядущий еще и с Коллайном успел сразиться на тяжелых палашах – для общего развития, а в общем-то не мой профиль. Коллайн на саблях тоже не ахти, но и ему полезно – мало ли каким боком жизнь повернется.
После этого недолгие посиделки с бокальчиком вина, горячая ванна и – где ты там, моя маленькая горячая подружка с таким символичным названием должности? Красота! И называется эта замечательная картина – барон Артуа де Койн в отпуске. Скоро, скоро поспать будет некогда, и я этого уже почти хочу.
Дверь чуть приоткрылась, пропуская Камиллу. Девушка быстро скинула с себя одежду и юркнула ко мне под одеяло. Я невольно вздрогнул:
– Ты чего такая холодная, как лягушонок?
Камилла ойкнула и, отодвинувшись от меня, затараторила:
– Я ополоснуться решила, а вода остыть успела. Извините, господин. – И отодвинулась еще чуть дальше. Ага, сейчас! Я прижался к Камилле всем телом, поглаживая наиболее замерзшие, на мой взгляд, части ее тела.
– Сейчас я тебя согрею, зайка.
Объятия перешли в поцелуи, затем мы согрелись оба, причем основательно.
Когда дыхание немного успокоилось, я поинтересовался:
– Как тебе новая работа?
Камилла начала с воодушевлением благодарить меня: работа нравится, так интересно, и легче намного, она даже умудрилась вздремнуть часок.