На мостик принесли трош, горячее, даже обжигающее вино с пряностями, медом и чем-то еще. Правда, здесь его называли лизгом, но от этого он во вкусе ничуть потерял. После троша внутри стало теплее, а на душе легче, и я отправился спать.
На следующий день за обедом в кают-компании присутствовали все трое из свиты наследника. Имя я запомнил только у одного, того, кто выглядел немного старше двух остальных, имел несколько развязные манеры, небольшой шрам на левой щеке и взгляд прожженного циника. Звали его Юстином дир Метрессу, и он казался главным в троице, а задача остальных была во всем ему поддакивать и соглашаться.
Отважные господа, что и говорить. Появились на борту «Интбугера» под предлогом того, что на «Воителе» не хватает места. Это действительно так, а потому под предлог не подкопаешься.
В кают-компанию с подносом вошла Мириам. И дир Метрессу, старательно глядя куда-то в сторону, что-то сказал на незнакомом мне языке. Остальные два его спутника рассмеялись. Казалось бы, что тут особенного?
«Да уж, Артуа, иногда лучше быть глухим на оба уха», — подумал я, вставая на ноги и направляясь к ним.
Подойдя к Юстину, я остановился напротив него. Дир Метрессу вскочил на ноги.
Ты ведь этого хотел, моей пощечины? Ну так получи ее.
Пощечина получилась дрянной, даже пальцы не обожгло, и в глазах дир Метрессу промелькнуло торжество. Но не оттого, что пощечина вышла слишком слабой.
Ведь вы правильно рассчитали мою реакцию на произошедшее, решив, что я не выдержу, поступлю так, как только что поступил, или примерно так. В любом случае результат будет одинаков: оскорбление, последующий вызов… А о том, как ты владеешь шпагой, любезный Юстин, я уже наслышан. Но одного вы, господа хорошие, не учли. Нет у меня желания затевать дуэль, много чести. Таких людей ставят на место по-другому. Вот так, когда бьют лицо правой рукой и сразу, без паузы, левой в печень. Затем снова правой, снизу в подбородок. И опять правой, но не в заманчиво открывшийся кончик подбородка, что приведет к долгому и глубокому ауту, а чуть выше, в нос. Чтобы хрустнуло под кулаком, чтобы брызнуло во все стороны. Теперь ногой в оседающее тело сверху вниз, вкладывая весь вес и выгибая стопу, чтобы удар пришелся пяткой.
Оставались еще двое, и дай бог, чтобы их хватило на то, чтобы утолить бушующую внутри меня ярость.
Меня поймали за руки, поймали свои, потому что все, что я делаю, — неправильно и противоречит кодексу поведения благородных дворян.
Но согласно какому кодексу вела себя эта тварь?
Мне не заламывали руки, просто старались удержать, что избавляло от необходимости совершать в воздухе переворот. Такую ситуацию мы уже проходили. Я напрягся, будто пытаясь освободиться, и сразу же почувствовал, как напряглись руки тех, кто меня удерживал. Затем сразу же расслабился, получив в ответ такую же реакцию. Я рванулся всем телом вперед, и черт бы меня побрал, если бы не помогло. Уловка стара как мир, но работает всегда безотказно.
Два быстрых шага ко второму из троицы, пытавшемуся вытащить шпагу из ножен. Ага, сейчас. Раньше нужно было думать, да и вообще, это дурной тон — заявляться в кают-компанию со шпагой.
Удар, еще удар и снова удар. Куда придется, лишь бы вложить все силы и вес. И теперь с приседанием опустить ступню ноги на грудь противника. Никогда бы не подумал, что хрип, вырвавшийся из его горла, покажется мне музыкой.
Но это еще не конец дела, оставался третий. Я выскочил на палубу вслед за ним, убегающим со всех ног. Куда же ты? Ведь еще несколько минут назад ты был таким вальяжным, с небрежными плавными движениями. Ты же выше меня на полголовы и на добрые десять килограммов тяжелее, а на боку у тебя при каждом скачке дергается на красивой перевязи шпага.
Остановись, и мы поговорим с тобой как мужчина с мужчиной. Я понял только одно слово из того, что ты сказал в ответ на шутку Юстина. Одно слово, но звучит оно на всех языках почти одинаково и имеет единственное значение: шлюха. Остановись и поговори со мной, принцем конюшни, путешествующим инкогнито в обществе шлюхи.
Я бил кулаками по мачте, благо в этом месте вокруг ее ствола был обмотан толстый канат, который должен был поглотить часть удара при попадании ядра. По мачте, куда со скоростью обезьяны взобрался мой третий собеседник, с которым я так и не успел переговорить.
На канате давно уже оставались кровавые следы от моих кулаков, но я все бил и бил, пока правая рука не перестала гнуться в локте. Затем я уселся на палубу, прислонившись к мачте спиной, и долго сидел с закрытыми глазами…
Берег Скардара возник перед нами внезапно. Земля показалась из тумана, застилавшего горизонт по курсу «Буревестника».
Я стоял на мостике и, не отрываясь, смотрел на берег. Что меня ждет там, в Скардаре? Там, куда совсем недавно так стремился попасть.
Вряд ли много хорошего, вряд ли вообще хоть что-то хорошее. В том, что наследник скардарского престола не оставит все как есть, не было никаких сомнений. Оскорбили его самого, оскорбили его людей, причем в обоих случаях оскорбили действием. Он явно обладает хорошей памятью на подобные события, да и его окружение не даст ему обо всем забыть. Выбор же Диамуном средств для мщения полностью раскрывал его подлую сущность.
«Морской воитель» шел в полулиге впереди нас, и Фред поглядывал на него с каким-то напряжением во взгляде. Не беспокойся, друг, до той поры, пока мы не войдем в гавань Абидоса, самого крупного порта Скардара и его столицы, опасаться нечего. Сожалел ли я о случившемся? Конечно, сожалел, нельзя ни при каких обстоятельствах терять над собой контроль, а я именно так и сделал. И поэтому у нас наверняка будет множество проблем.
— Точно поможет?
За последние полчаса я задавал этот вопрос уже в третий или четвертый раз. Задавал я его Мидусу, худому старичку с копной взъерошенных седых волос и пронзительным взглядом глубоко запавших глаз. Больше всего Мидус был похож на шарлатана, воспользовавшегося случаем поставить на очередном клиенте очередной эксперимент в надежде: а вдруг чего и получится. А где же солидность, благообразность? Ведь врач одним своим видом должен внушать больному надежду на выздоровление. В нашем случае ничего такого не наблюдалось и в помине.
Внешний вид лекаря явился первой причиной моего вопроса. Вторая же заключалась в том, что локоть под повязкой, наложенной Мидусом поверх толстого слоя дурно пахнущей мази, жгло, пекло и дергало пронизывающей все тело болью.
— Поможет, обязательно поможет, господин де Койн. Вы же сами просили меня вылечить вас как можно скорее.
Ну да, сам и просил. При абордаже «Буревестника» я при падении как-то особенно неудачно ударился локтем правой руки. Прошло уже больше недели, а он продолжал меня беспокоить. Вернее, я забывал о травме, но стоило мне резко согнуть или разогнуть руку, как локоть взрывался острой болью.