Снова мне очень помог Гриттер. Уж не знаю, что он там пел, расхаживая на костыле по всем тавернам Абидоса, но люди после его рассказов все шли и шли.
«Невероятно, — думалось мне, — что человек с такими талантами, как у него, занимает то место, которое сейчас занимает».
Конечно же перебирать людей не приходилось, но экипаж удалось укомплектовать полностью. И самое приятное, командиром абордажной партии стал Иджин дир Пьетроссо. Когда я спросил, как он сумел перевестись на «Мелиссу», он ответил:
— Никаких проблем в связи с этим не возникло.
Иджин привел с собой полтора десятка человек. Среди них оказалось несколько парней из его абордажной команды на «Воителе», с которыми мы вместе захватывали «Буревестник». Остальные были офицерами и почти все — его родственники. Именно в офицерах мы больше всего и нуждались.
«Рассадник крамолы, — думал я, глядя на них, вспоминая Минура и улыбаясь. — Да и плевать. И Минуру удобно. Он, наверное, даже мечтал об этом: собрать всех своих врагов в одном месте. Удобнее будет прихлопнуть при нужде».
Сам же дир Пьетроссо мотивировал свой перевод на «Мелиссу» тем, что в моем обществе ему не бывает скучно. Это уж точно, Иджин, и ты еще не раз пожалеешь, что связался со мной, настолько тебе не будет скучно.
Первым долгом я отменил телесные наказания. Увидел, как одного из матросов наказывают линьками, подошел, отобрал их и выбросил за борт. Нет, не от доброты своей душевной. На корабле собралась как раз та категория людей, что любой добрый поступок воспринимает как слабость. К тому времени мы уже вышли в море, и я приказал выстроить всех людей на шкафуте. Прошел вдоль строя, заглядывая в глаза…
Они были разными, эти люди, бородатыми мужиками в годах и совсем юнцами, на чьих лицах пробивался первый пушок. И смотрели они по-разному. Кто-то угрюмо, словно говоря, что лишь крайняя нужда заставила его ступить на палубу этого корыта. Кто-то — с вызовом: мол, всяких за свою жизнь видывали. Попадались и те, в чьих взглядах читался чуть ли не восторг. Это была работа Гриттера, и не представляю даже, что он им наплел. Восторженные взгляды были у самых молодых. Эх, молодость, молодость. Вам бы еще у мамкиной юбки сидеть и девчонок лапать, чтобы замирало сердце да дух перехватывало от жажды еще не изведанного, но уже такого желанного. Пройдясь раз-другой перед строем, я остановился посередине.
— Наказание у нас будет только одно, — заявил я, выразительно указав глазами на рей, на ноке которого обычно и прилаживают веревку с петлей, чтобы перекрыть доступ к кислороду. — И, очень надеюсь, что до этого дело не дойдет. А вот спокойной жизни не ждите, ее не будет.
Не будет, потому что мы действительно должны стать экипажем боевого корабля. Мы должны понять, что отныне наши жизни зависят друг от друга, и совершенно неважно, кто из нас чем занимается. Так что предстоит нам учиться долго и упорно. Запомните слова одного великого человека, их в этом мире еще никто не произносил: тяжело в учении — легко в бою. И самым страшным наказанием должна стать не петля, а то, что с этого корабля спишут на берег.
Вам же, господа офицеры, тоже необходимо понять. Не их, а вас нужно наказывать линьками, если смотрят неуважительно, что-то бурчат в ответ и не бегом отправляются выполнять распоряжения. Это вы делаете что-то не так, вы не можете стать для них авторитетом, а значит, для кого-то первый поход на «Мелиссе» так и останется единственным.
Учебные тревоги стали для экипажа такой же обыденной вещью, как сигнал на обед и ужин. Независимо от времени суток приходилось появляться на мостике, обряженным в кирасу и шлем. Это важно — люди должны видеть, что учения обязательны для всех, невзирая на чины и лица. Что никто не спит, когда по кораблю объявлена учебная тревога и когда остальные сломя голову несутся к положенным им постам.
Конечно, нравилось это не всем. Недовольные находятся всегда, даже когда все хорошо, такая уж натура у некоторых, и никуда от этого не деться. Но экипаж на глазах становился именно экипажем…
«Эй, моряк, ты слишком долго плавал…» Вот же привязалась, черт бы ее побрал.
За кормой «Мелиссы», в кильватере, шел захваченный нами изнердийский корабль. Большой пятидесятичетырехпушечный корабль, который мы взяли на абордаж и вели теперь в Абидос.
«Мелисса» шла под всеми парусами, стремясь как можно быстрее достичь эскадры Скардара, курсировавшей где-то у мыса Инстойл, что в южной части Бирейского моря.
Среди офицеров корабля был Хойхо дир Моссо, как я понял — глаза и уши Минура на корабле. Вопреки всем ожиданиям, дир Моссо оказался на редкость приятным человеком. Он отличался хорошим чувством юмора, исправно тащил вахты, и у Фреда наконец появился достойный соперник в игре, которую фер Груенуа привез из дальних странствий.
В вахту дир Моссо все и произошло. Был обед, успели подать только первое блюдо, когда в кают-компанию вошел вестовой с сообщением, что господин дир Моссо просит господ офицеров подняться на мостик. Обед — дело святое, и Хойхо не стал бы тревожить по пустякам, и потому мы спешно покинули кают-компанию, дружно оторвавшись от тарелок с супом.
Парус. Марсовый сумел разглядеть почти на траверзе левого борта парус, плохо различимый в полосе дождя. Шторм закончился два дня назад, но море еще не успело успокоиться, хотя стрелка барометра упорно лезла вверх.
Мы впились зрительными трубами в пространство по левому борту. Дир Моссо не ошибся, это изнердиец, такой же одинокий, как и мы. Враг тоже видел нас и даже успел изменить курс, целясь носом в «Мелиссу». И теперь предстояло сделать выбор: принять бой или отклониться, воспользовавшись тем, что наш корабль очень ходкий. И все смотрели на меня.
Так, трехмачтовый двухпалубный корабль, несколько крупнее «Мелиссы» в размерах. То, что он боевой, сомнений никаких нет. А значит, при таких размерах он должен иметь преимущество в количестве орудий и в численности экипажа. Только что он здесь делает, да еще в одиночестве?
Все, решение необходимо принимать немедленно. Надо же с чего-то начинать, так чем он плох для начала, этот изнердиец? Эти слова я и сказал Фреду, хлопнув его по плечу: действуй. И Фред не подвел. Как же мне все-таки везет с людьми, что встречаются на пути.
Через пару часов лавирований на границе досягаемости вражеских пушек фер Груенуа смог вывести «Мелиссу» с кормы противника. Залп левым бортом, к сожалению, не совсем удачный — рулевое управление изнердийца не пострадало.
Еще два часа работы для рулевых и матросов, находящихся на реях, и новый залп, на этот раз более успешный. «Громовержец», а именно так перевел название вражеского корабля фер Груенуа, остался без пера руля. Снова час лавирований, когда мы неудачно подставились под залп противника, наделавший в парусах немало дыр. Наш ответный залп книппелями почти в упор, оставивший бизань противника без косых парусов. Короткое совещание, после которого решено было брать врага на абордаж. Дир Пьетроссо настаивал на абордаже, утверждая, что его команда подготовлена достаточно хорошо. Фер Груенуа тоже был за, а сти Молеуен, как обычно, был со всеми согласен, словно говоря, что его дело — карты, лоции и астролябия. Решение опять оставалось за мной, и на этот раз я хлопнул по плечу Иджина: действуй.