Еще какое-то время мы ехали молча.
– Я хочу отправить Тотайшана в столицу – пусть поживет там, посмотрит, как живут люди в чужих краях, наберется чужой мудрости… – продолжил он.
– И долго он сможет жить без всего этого? – Я обвел рукой степное разноцветье трав, недалекие горы, блестевшую в низине ленту злополучной реки. – Город – это камни, много камней, дома из них, дороги из них, все из них. И еще это много соблазнов.
Совсем я неправ, говоря так. Живущий в столице Тотайшан будет отличным залогом того, что варды не нападут на Империю, пока он там. Дормон тоже отлично понимал это, но тем не менее сказал:
– Я знаю это. Когда-то и мне пришлось прожить пару лет среди этих камней. Но мне было сложнее, чем будет моему сыну. Ты ведь сможешь присмотреть за ним, чтобы ему было легче освоиться?
– Да, я сделаю все, что смогу. Но будет ли этого достаточно?
Тотонхорн не стал отвечать на мой вопрос, вместо этого он сказал совсем другое:
– Что происходит с моими глазами? Я ведь не стар еще, а вижу уже совсем не так, как раньше.
Я протянул ему бинокль, висевший у меня на груди. Он взял его, повертел, приблизил к глазам и вернул обратно:
– Неправильная у тебя труба. И маленькая, и не видно ничего.
– Нужно покрутить вот это колесико. Глаза у всех разные, и каждый должен настраивать ее под себя.
Тотонхорн приложил бинокль, долго крутил колесико, настраивая, и наконец замер.
Когда он оторвал его от глаз, вид у него был очень довольный.
– Я и в молодости не мог видеть так далеко. Ты, де Койн, умеешь удивить. Может быть, останешься у нас погостить, пока Тотайшан будет гостить в столице? – и засмеялся, довольный своей шуткой. Затем снова посерьезнел: – Сегодня я говорил с герцогом, и мы оба получили то, что хотели. Завтра будет пир, и послезавтра тоже, а возможно, и еще пару дней, чтобы никто не мог сказать, что варды плохо относятся к гостям. А потом ты полетишь туда, где свое сердце оставил. – Он тяжело вздохнул. – Я свое вместе с Айшан похоронил. И если бы вчера… – Дормон не договорил. – И вот еще что, будешь в наших степях – неважно где, в любых местах, где живут варды, – покажешь это кольцо. – С этими словами он стянул со своей руки один из перстней. – И в любом нашем селении к тебе будут относиться как к дорогому и желанному гостю.
Я взял кольцо, поблагодарил дормона, сказал ему, что это действительно драгоценный подарок, и надел на палец. Поднеся руку поближе к лицу, начал его рассматривать. Кольцо не имело ни одного камня и все было покрыто непонятными письменами, не похожими ни на что, виденное мною раньше.
– Это очень древнее кольцо, – сказал дормон, заметив мой интерес, – и я не знаю, что на нем написано. Быть может, твои ученые смогут прочитать это?
Если бы! В Империи еще нет таких ученых, а другие невероятно далеко отсюда.
Мы поехали дальше, и Тотонхорн время от времени подносил бинокль к глазам, что-то рассматривая и каждый раз восхищенно цокая языком. Мне было приятно, что я угодил ему подарком – хороший абыс человек, что бы о нем ни говорили.
– Скажи мне, де Койн, возможно ли оживить любого умершего человека, вдыхая ему свою жизнь, разводя руки и надавливая на сердце? – задал он наконец вопрос, который, видимо, долго его мучил.
– Нет, – с сожалением ответил я. – Это зависит от многого, и больше всего – от времени, которое прошло с момента остановки сердца. Вчера, если бы мы опоздали хоть немного, уже невозможно было бы помочь Тотайшану.
Дормон явственно вздрогнул при этих словах, вспоминая, что пришлось ему пережить.
Следующий его вопрос касался оружия – вернее, штуцера, о котором ему рассказали очевидцы. Я подробно рассказал ему о ружье, объяснив все его преимущества и все его недостатки. У меня их всего два – если хочешь, подарю тебе оба. Но лучше немного подождать, не больше года, и тогда я смогу подарить такое оружие, что абыс даже представить не может, каким оно будет хорошим.
Почему так долго? – поинтересовался Тотонхорн. А у меня его пока нет, легко сознался я, но к тому времени, надеюсь, уже будет.
Эти ружья будут и меньше, и легче тех, которые сейчас есть, с ними будет очень удобно обращаться, а стрелять они смогут несколько раз подряд. И перезаряжать их станет не дольше и не сложнее, чем наполнить чашку согоном. Стрелять они будут так далеко, как только видит глаз. Конечно, пуля не долетит до той горы, – указал я рукой, – но мы все равно не видим отсюда горных баранов, пасущихся на ее склонах. Если же подъедем ближе и нам удастся их рассмотреть, то тогда и пуля из нового ружья их достанет. Но только пусть мудрый дормон не думает, что я смогу дать их очень много, пусть даже за деньги. Сотню-другую стволов абыс получит в подарок, чтобы вооружить ими своих ближайших людей, и я сделаю это немедленно, как только смогу.
– Хочу вооружить такими ружьями всю имперскую армию, – поделился я.
Дормон посмотрел на меня из-под полуприкрытых век:
– Армия с таким оружием станет непобедимой и сможет покорить весь мир, – сказал он.
– Мне нужно совсем не это. Я лишь хочу, чтобы девушка, которую люблю, думала только о том, идет ли ей новое платье и какие украшения будут лучше всего с ним смотреться, или о других вещах, о которых положено думать девушке. Ей никогда не надо будет думать о чем-то плохом, потому что на страну, имеющую такую армию, вряд ли кто-то посмеет напасть.
Тотонхорн задумчиво посмотрел на меня и спросил:
– Говорят, ты появился в Империи не так давно, и никто не знает, откуда ты появился.
– Да, это так, нет еще и четырех лет, как я здесь.
– Так откуда же ты, де Койн?
– Я скажу тебе, абыс, но вряд ли ты захочешь мне поверить. Моя родина так далеко, что я даже сам не знаю, где она. Может быть, в той стороне, может быть, в противоположной, а может быть, и там.
Я поднял руку и указал на темнеющее небо, где уже начали появляться первые звезды.
В Тромере меня ждало письмо Янианны, прибывшее за неделю до моего приезда. В нем она писала, что любит, ждет, очень скучает и просит возвратиться как можно скорее. Я обратился к герцогу с просьбой разрешить мне отправиться сразу, не дожидаясь, пока в столицу поедет его сиятельство. Но он попросил сопроводить его до Монтенера, именно попросил, и у меня не нашлось сил ему отказать.
Говоря откровенно, я не понимал, что значат мои тридцать человек, если в его эскорте двести кирасир, к которым присоединится еще и полусотня егерей. Кроме того, я считал, что без меня ему будет значительно спокойней. Янианна, вероятно, права, и я действительно, как магнит, притягиваю всякие проблемы и неприятности. Больше чем уверен, что и берег под лошадью Тотайшана не обвалился бы, не отправься я к вардам.
И вот теперь предстоял долгий путь назад, не очень спешный: расстояние до Монтенера, которое я мог бы преодолеть дней за десять, потребует чуть ли не три недели. А это значит, что Янианну я увижу на целую неделю позже, чем мог бы увидеть, пустись мы в путь в одиночку.