— Весна в этом году будет поздняя, — заметила Бел Бел в один из многих дней, когда по долине гулял холодный ветер. — Я рада, что на этот раз у меня нет малыша.

В табуне, кстати, и вообще родился этой зимой только один жеребенок.

И вот в какой-то из дней, когда ветер дул легкий и теплый и ярко светило солнце, лошади заметили, что шерсть у Громобоя да и у них самих приобрела прежний блеск, и поняли, что наступила весна.

Наступила весна, и красногрудые малиновки принялись охотиться за насекомыми, динго начали выть по ночам при полной луне, призывая своих партнеров. И вот однажды издалека, с юга, послышался громкий клич дикого жеребца.

Громобой насторожил уши и прислушался, и корда вопль повторился, он вскинул голову с прекрасной золотисто-светлой гривой и издал ответный исступленный крик. Когда солнце поднялось выше, он взбежал на гребень, чтобы наблюдать за Бролгой, голова у Громобоя была высоко поднята, солнце ярко блестело на шкуре. Время от времени он испускал клич, означающий вызов, но Бролга не пришел, и Громобой понял, что этой весной он все еще неоспоримо властвует над дикими лошадьми в Каскадах.

Итак, жеребята достигли годовалого возраста и за последовавшие за снежной зимой отличные весну и лето сделались крупными и сильными и научились бегать еще быстрее. Дротик далеко не сразу уяснил, что, хотя он крупнее и сильнее всех жеребят, именно Таура оправдывает свое имя: он мчался как ветер, быстрее, чем Дротик, быстрее всех других жеребят.

В то лето не случалось организованных охот на брамби, однако Таура научился узнавать (и страшился его) свистящий звук веревки, летящей по воздуху. Как и предполагала Бел Бел, ее прекрасный молочно-белый сын пленял каждого человека, стоило ему только раз увидеть его, однако Таура, будучи от природы сильным и храбрым, не старался прятаться, как делала его мать. Она пыталась обучить его всем своим хитрым уловкам, но поняла, что он не может научиться всему сразу за один год.

Ураган тоже стал резвым конем. Матери гордились ими обоими, они наблюдали, как за лето и осень жеребята сделались более самостоятельными. С удовольствием они замечали, что дружба между их сыновьями оставалась стойкой. И они видели также, как усиливалась враждебность в отношениях между Дротиком и Таурой, и гадали, к чем это приведет.

На вторую в жизни двух жеребят зиму снег в Каскадах уже не шел так обильно и непрерывно и табун остался там зимовать.

И Таура, и Ураган несколько раз видели Бролгу и убедились, что он превратился в великолепно жеребца. Матери, правда, Таура сказал только про один раз.

— Весенняя трава и солнце и брачный период сделают свое дело, он достигнет высшей точки силы и ловкости, — отозвалась Бел Бел, но больше ничего не сказала и оставила сына в некотором недоумении.

К концу зимы Таура стал видеть свою мать все реже, и они с Ураганом теперь больше бегали с другими жеребятами, дрались, кусались, пускались то и дело галопом, испытывая непонятное беспокойство. Опять близилась весна, жеребята были уже почти двухлетками. Бел Бел с Мирри должны были снова произвести на свет жеребят, поэтому они опять отправились по склонам вверх, чтобы никто не помешал им разродиться. Два друга заходили все дальше и дальше, иногда возвращались на стоянку, а порой ночевали совсем в другой местности.

В табуне было шесть или восемь двухлеток, которые тоже все чаще проявляли независимость. Бывало, Таура и Ураган проводили время вместе с ними, а иногда удирали от всех и бродили как одинокие волки. Но они паслись недалеко от основного табуна в конце узкой долины в тот вечер, когда Бел Бел вернулась с каштанового цвета жеребенком. Любопытный Таура только тронулся в их сторону, как вдруг услыхал громкий вопль, от которого пот выступил на его блестящей коже. Он понял, что это вызов, которого он, собственно, и ожидал.

По долине, высоко поднимая нош, гордо выступал Бролга.

Смертельный бой

Громобой ответил на вызов яростным криком, так что на склонах холмов и среди скал отозвалось эхо и скатилось вниз, в лощину. И он опять поскакал навстречу серому Бролге, и в весеннем вечернем свете струились его золотистая грива и хвост. Но на сей раз Бролга уже не был молодым и недозрелым, он был великолепным жеребцом в расцвете лет.

В третий и, возможно, в последний раз Таура наблюдал, как серый и каштановый бойцы сошлись совсем близко. Он следил за тем, как они описывают вихревые круги в целеустремленном танце, видел оскаленные зубы, слышал вскрики ярости. Как и в каждой предыдущей схватке, Бролга как бы сливался с подступающей темнотой или со снежной метелью, что давало ему заметное преимущество.

Шум боя отдавался страшным эхом, вопли обоих жеребцов звучали с удвоенной, утроенной силой, так что только ближайшие зрители слышали страшные удары копыт о землю.

Таура и Ураган отделились от остальных жеребят и со страхом наблюдали, как сражаются два жеребца за власть. Пощады нечего было ждать ни от одного, и когда наступил вечер, жеребята уже знали, что темнота не заставит их разойтись.

Громобой первым сжал зубами младшего смертельной хваткой за холку, но Бролга сумел вырваться и одновременно нанес удар старшему по глазам. Они бились и бились, но уже не так часто вскрикивали от злости. Теперь дыхание их вырывалось с храпом через красные раздувающиеся ноздри. А темнота все наползала и наползала на долину.

И вдруг наблюдавшие увидели, как теперь Бролга схватил Громобоя и держит за холку. Они видели, как мужественно тот делает все новые попытки вырваться. Наконец наступила темнота, и все смогли только разглядеть, что Громобой упал на колени.

Внезапно раздался торжествующий вопль Бролги, он бил и бил передними ногами жеребца, стоящего коленями на земле. В темноте различимо было лишь светлое пятно — Бролга и темное пятно на земле и слышались удары копыт по плоти.

Самые юные лошади вздрогнули и попятились. Кобылы захрапели от страха и поспешили увести малышей. Вдали в широкой долине в слабом свете встающей луны Таура разглядел светлое пятно — Бел Бел. Затем раздался грохот скачущих копыт, и вот уже Бролга оказался среди них, в их толпе. Они вдыхали запах его пота, видели светлую шкуру в темных пятнах крови. Таура увидел, как Бролга направился прямо к Бел Бел, издавая ржание победителя. Да, для всех людей и всех животных ее цвет — и цвет самого Тауры — был привлекателен. Таура опять покрылся потом от страха.

Вместе с другими жеребятами Таура отвернулся и, оставив табун, направился к краю строевого леса, сам не зная, куда идет, но побуждаемый сильнейшим желанием уйти. Все они остановились на полянке, поросшей снежной травой, внутри леса, по на самой кромке. Там они провели ночь. Они не играли в самостоятельность — они стали самостоятельными, и табун был им уже не нужен.

Когда луна поднялась достаточно высоко, Таура ускользнул между деревьями, не разбудив при этом даже Урагана. Луна ярко освещала главную долину. Таура внимательно огляделся вокруг, прежде чем выйти из-под защиты деревьев, а выйдя, оказался в ярком холодном свете луны, весь сделавшись таким же серебряным, как его грива и хвост. Заунывно прокричала сова, заставив его вздрогнуть. Но он не отступил, он шел вперед, пока не добрался до узкой долины, из которой табун наблюдал за схваткой. Он взобрался на высокую скалу и заглянул вниз, за поворот долины. Там на земле лежала темная масса — тело Громобоя.