Таура достаточно быстро догадался, в чем состоит замысел Дротика, оставалось только надеяться, что тому надоест ждать. Однако через какое-то время Тауре захотелось нить. Дротик же то и дело демонстративно пил из лужи.
«Пускай тешится своими подлостями», — с горечью подумал Таура. Но тут же, разозлившись, решил, что лучше спуститься вниз и драться, пока он еще не изнемог от жажды и не одеревенел от неподвижного стояния на скалах. По крайней мере, у него будет одно преимущество: он прямиком поскачет на Дротика, но не сломя голову, а то Дротик может и отступить в сторону.
Велев кобылкам стоять, где стоят, Таура легко запрыгал вниз с камня на камень. Мускулы его играли под блестящей светлой кожей, глаза смотрели зорко, ноздри трепетали, уши стояли торчком.
Дротик, важно выступая, пошел ему навстречу, но Таура видел, что он готов отпрыгнуть в сторону. Таура поскакал прямо на Дротика, но, приближаясь к нему, чуть снизил скорость, зная, что гораздо проворнее Дротика.
Тот отскочил, однако Таура проделал великолепный поворот на задних ногах и бешено ударил противника передними. Он увидел, как у Дротик опять брызнула кровь над глазами, но он бросился на Тауру, разинув пасть и оскалив зубы. Таура отпрыгнул и снова нанес удар, а потом прыгнул вперед, стараясь ухватить Дротика за холку. Ему это удалось, но только на короткое время, хватка бы недостаточно сильной, и Дротику удалось вырваться.
Таура знал, что его единственный шанс побед заключался в его проворстве, поэтому он заплясал вокруг Дротика, то и дело бросаясь к нему и нанося удары передними ногами, кусая или ударяя задними ногами. Он плясал, становился на дыбы, кидался вперед, вращался на месте с быстротой молнии. Он затрачивал неимоверные усилия, ему страши хотелось пить, но он видел, что быстрота утомляет более мощную лошадь. Шкура у Дротика потемнела от пота, слышалось его затрудненное дыхание.
Бой длился и длился, трава у них под ногам истолклась в грязь. В воздухе стоял запах кров и пота, солнце жгло, потом спустилось так низко, что лучи порой ослепляли их.
Наконец глаза Тауре стала застилать такая же красноватая пелена усталости, какая, он помнил, застилала, когда он мчался, спасая жизнь, от всадника. Но он знал, что Дротик, должно быть, измучен еще больше — он все чаще промахивался, делая отчаянные попытки схватить Тауру или нанести сокрушительный удар. Поэтому Таура продолжал пляса и делать нырки, и вращаться на месте, стараясь к можно скорее окончательно изнурить противника.
На холке у Тауры уже были глубокие укусы, а на плече открытая рана от жестокого удара (если не перестать двигаться, она не затянется), и он устал, очень устал, ныли ноги, плечи. Сердце колотилось, он сам слышал, что дышит со всхлипами, но У Дротика дыхание было еще более шумным.
И так они сражались, пока оба не обессилели окончательно, но ни один не одолел другого. Дротик, безусловно, нанес Тауре более серьезные раны, но продолжать бой был не способен. Когда он стал отступать, Таура было последовал за ним, делая вид, что преследует Дротика, но так устал, что не смог бы даже укусить врага.
Дротик ушел, а Таура опустил морду в лужу и пил, и пил. Он услышал нежное ржание — это пришли кобылы, чтобы напиться вместе со своим молодым жеребцом. Солнце исчезло за горами, свет угас. На небе медленно всходили звезды, и вскоре в устой синей темноте, воцарившейся над горами и лошадьми, загорелся Южный Крест.
Таура в изнеможении лежал на траве возле лужи, все тело у него болело, и он даже не мог шевельнуться.
Люди с вьючными лошадьми, снабжавшие товарами хижины, появились в этом году раньше, чем скот. Они оказались около хижины Мертвой Лошади прежде, чем о них услыхали брамби, и Таура, пасшийся со своими кобылами на открытом пастбище со снежной травой в полумиле от хижины, сразу понял, что его заметили.
Таура тут же растворился в лесу, а поскольку как раз пришла пора уходить с главного хребта, он, не теряя ни минуты, забрал своих кобыл и двинулся к сторону Пятнистого Быка. В тот же вечер они перешли, борясь с течением, пенящуюся реку. Красное пятно заката на воде напомнило Тауре кровь, которая текла из его ран в ручей после их боя с Дротиком. Интересно, где Дротик будет проводить лето? Что, если на горе Мотылек Пэдди Раша? Тогда ему с его маленьким табуном лучше: держаться на Пятнистом Быке, где обычно пасется Бролга, чем поблизости от Дротика.
Когда на следующий день они поднялись в горы, он инстинктивно повел табунок к небольшом террасе на южном склоне. Какое-то время тут будет безопасно. Всадник на черном коне будет, скорее всего, искать их в начале лета на Каскадах. К тому же он знал, что Ураган тоже может отправиться гуда. И вот однажды светлым вечером, когда кричат горные сороки и на деревьях болтают горные какаду с красным хохолком, но их следу пришел Ураган, Я и два молодых жеребца мелкими шажками с тихим ржанием подошли друг к другу поздороваться.
— Привет, брат ветра, — произнес Таура, когда они шутя куснули друг друга. — Хорошо, что мы будем опять вместе.
И все остальное лето, и бодрящую прохладную осень, и зиму с ее снегом и северными ветрами, когда молодые кобылки тяжелели, ожидая появления на свет жеребят, два жеребца со своими табунами провели вместе.
Ни лето, ни осень спокойными не были. Люди не раз оказывались где-то поблизости. Всадник на черной лошади неоднократно преследовал их, однако разные уловки, которым научила сына Бел Бел, и все возрастающая быстрота помогали Тауре оставаться на воле. Дважды Ураган уводил оба табуна подальше, предоставляя людям гнаться за Таурой, поскольку тому было легче одному нырять в какой-нибудь туннель в кустарнике или же, глубокий омут в потоке. Но от людей с собаками убегать было не так-то просто.
Вокруг костров возникали все новые и новые легенды о светлом брамби — о его быстроте, его хитрости, его необычайной красоте. Их слышал скот теплыми звездными вечерами, и постепенно рассказы эти дошли до Бел Бел, находившейся в табуне Бролги, и хоть и доставили ей немалое удовольствие, но и напугали ее. Ведь он был единственным из ее жеребят, кого она никогда не забывала.
Некоторые из россказней, которые плелись о Тауре, были довольно странными. В одной из услышанных Бел Бел историй говорилось, как несколько мужчин спали у костра и один из них проснулся с ощущением, что за ним кто-то наблюдает. И вдруг среди деревьев он разглядел светлого жеребца, который тут же исчез. Ходила еще одна история про двоих скотоводов с вьючными лошадьми и о том, как они заметили, так сказать, призрачную лошадь, она мелькала в зарослях буша рядом с их тропой и бежала вровень с ними несколько миль. Все эти слухи тревожили Бел Бел. Она повторяла Мирри, что все эти слухи — неправда, но сама не была в этом уверена.
Но, конечно, это была правда. Таура был страшно любопытен. При этом он не раз спасал два их маленьких табуна от погони благодаря тому, что знал, где находятся люди и куда они направляются. По мере того как у него прибавлялось сил и быстроты, он получал все больше удовольствия от того возбуждения и чувства опасности, какое ему давала возможность наблюдать за людьми, за лошадьми и применять против них все известны ему уловки. Таура знал, что, но одной из легенд, он никогда не оставляет следов от копыт, по которым его могли бы выследить. Он знал также, что многие скотоводы не верили в его существование. Таура слыхал это от пасшихся бело-рыжих коров или же от разных зверей в речных заводях.