Инферно Габриеля | Страница: 19

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Интересно, насколько искусен профессор Эмерсон в чтении чужих мыслей?

— Если бы я знал, то отнесся бы к вам совсем по-другому. И не было бы… всего того.

— Вы в этом уверены? Вы хотите сказать, что тогда нашли бы себе другую жертву? Если да, я рада, что ваш гнев пал на меня.

Габриель холодно посмотрел на нее:

— Все равно это ничего не меняет. Я рад, что вы давняя подруга Рейчел. Однако вы еще и моя аспирантка, а это значит, отношения между нами должны быть строго официальными. Понимаете, мисс Митчелл? И вы должны об этом помнить, разговаривая со мной и сейчас, и в дальнейшем.

— Да, профессор Эмерсон.

Это было сказано без малейшей доли сарказма. Джулия сидела ссутулившись и смотрела в пол. Его маленькая роза увяла, и он сам в этом виноват. А ведь она цвела и благоухала. Он все погубил.

«Моя маленькая роза? Эмерсон, ты никак спятил?»

— Рейчел очень рада, что вы в Торонто. Кстати, вы знаете, что она была помолвлена?

— Почему была? — удивилась Джулия. — Разве помолвка расстроилась?

— Наверное, вы знаете Эрона Уэбстера. Он сделал Рейчел предложение. Она согласилась. Это было незадолго до того, как Грейс… — Габриель тяжело выдохнул. — Словом, Рейчел сейчас не до свадебных приготовлений. Она все отменила и приехала сюда.

— Как я ей сочувствую. Я им обоим сочувствую. Мне всегда нравился Эрон. Они были бы отличной парой.

Эти слова почему-то заставили Габриеля нахмуриться.

— Отменена лишь свадьба. А так… они по-прежнему вместе. Эрон ее любит и ко всему относится с пониманием. Рейчел нужно время… Знаете, в родительском доме всегда шли какие-то баталии. Рейчел сбегала ко мне, чтобы передохнуть. Странно, если учесть, что паршивая овца в семье Кларк — это как раз я, а Рейчел — всеобщая любимица. — (Джулия кивнула, будто понимала, о чем речь.) — Должен вам признаться, мисс Митчелл, что мне не всегда удается сдерживать свой гнев. У меня скверный характер. Ценой определенных усилий я еще могу его контролировать, но стоит мне выйти из себя, и я начинаю крушить все на своем пути.

Услышав такое признание, Джулия выпучила глаза и даже открыла рот, но ничего не сказала.

— Вот почему мне бы очень не хотелось срываться на такой, как вы. Мы оба пострадали бы.

Его признание было настолько искренним и пугающим, что слова, будто клейма, вжигались ей в душу.

— Гнев считается одним из семи смертных грехов, — сказала Джулия.

Она отвернулась к окну, стараясь унять жар в солнечном сплетении.

— Представьте себе, во мне собраны все семь, — невесело рассмеялся Габриель. — Потрудитесь сосчитать. Гордыня, зависть, гнев, уныние, сребролюбие, чревоугодие и похоть.

Джулия удивленно вскинула брови, но не повернулась к нему.

— Мне думается, вы на себя наговариваете.

— А вы, оказывается, тоже умеете произносить обтекаемые вежливые фразы. Впрочем, я и не жду, что вы сумеете понять то, о чем я сказал. Вы, мисс Митчелл, всего лишь магнит несчастий, тогда как я магнит греха.

Теперь она повернулась к нему. Он улыбнулся ей улыбкой грешника, сознающего свои грехи. Она ответила улыбкой сочувствия.

— По-моему, профессор, не грех притягивается к человеку, а наоборот.

— У большинства людей — да. Только не у меня. Мне кажется, грех ищет меня, даже когда я занят каким-нибудь достойным делом. Даже когда мои мысли очень далеки от греха. А я не слишком силен, чтобы противиться искушению. — Мельком взглянув на нее, Габриель вновь сосредоточился на мокрой дороге. — Ваша дружба с Рейчел кое-что мне объяснила. Например, почему вы послали гардении. И почему в открытке написали такие слова, а не какие-то иные.

— Мне очень не хватает Грейс. Я тоже любила эту женщину.

Глаза Джулии были добрыми и открытыми, но в них он уловил следы печали и невосполнимой утраты.

— Теперь я это понимаю, — сказал Габриель.

— У вас есть спутниковое радио? — спросила Джулия, заметив, что он нажал одну из кнопок фиксированной настройки.

— Да. Обычно я слушаю какую-нибудь джазовую станцию, но под настроение могу послушать и что-то другое.

Джулия робко потянулась к приемнику, но тут же отдернула руку, подумав, что ему такие вольности могут не понравиться. У Габриеля ее жест вызвал другие чувства. Он вспомнил, как она мурлыкала, устроившись в его любимом кресле. Сейчас ему хотелось еще раз услышать ее мурлыканье.

— Смелее. Выбирайте себе станцию по вкусу.

Джулия поочередно нажала все кнопки, удивляясь профессорским вкусам. Здесь был франкоязычный канал Си-би-эс, новостной канал Би-би-си, джазовые станции. Когда она нажала последнюю кнопку, на дисплее высветилось: «Найн инч нейлз».

— Это что же, есть целая станция, передающая их песни? — искренне удивилась Джулия.

— Да, — ответил Габриель.

Ему стало немного не по себе, словно Джулия ненароком узнала ошеломляющую тайну, которую он тщательно хранил.

— Вам они нравятся?

— Иногда. Я же вам сказал: под настроение.

Джулия торопливо нажала соседнюю кнопку, и в салоне заиграл джаз.

Габриель, конечно же, заметил, как перекосилось ее лицо, когда она наткнулась на эту группу, однако он воздержался от расспросов.

Впервые «Найн инч нейлз» Джулия услышала в Филадельфии, в одном из клубов, куда ходила с ним. Она даже мысленно не желала называть по имени человека, ради которого первый раз надела туфли на высоком каблуке, купленные Рейчел. «Он» — и все. Он, как всегда, с тонкой издевкой подшучивал над ней. Где-то ей это даже нравилось. Он всегда так себя вел. Вот там-то она впервые и услышала «Найн инч нейлз». Едва только песня началась, Джулия ощутила легкую тошноту. Сначала были только гитарные аккорды, затем включился голос, но без слов. Наконец зазвучали и слова. Слова говорили о том, что нужно трахаться, как животные. Его лицо напряглось, он прижался лбом к ее лбу и стал шепотом повторять те же слова, глядя ей прямо в душу.

Джулия не отличалась особой религиозностью, а ее молитвы к малым богам и божествам скорее напоминали уловки школьницы, не выучившей урок. Но в тот момент она вдруг поверила, что слышит голос дьявола. Сам Люцифер держал ее в объятиях и нашептывал ей на ухо. От этой мысли и от его слов ей стало по-настоящему страшно.

Вырвавшись из его рук, она побежала в женский туалет и увидела свое отражение в зеркале. Оттуда на нее смотрела бледная, трясущаяся девчонка, не знающая, что произошло. Она никогда не слышала от него подобных слов, хотя какие-то туманные намеки были. Может, ему был нужен соответствующий фон для столь откровенного признания? Она успела достаточно хорошо его узнать и теперь понимала: незатейливые слова — не просто механически повторяемые слова чужой песни. Это было признание. Исповедование в самых сокровенных и самых темных желаниях.