— Рейчел, ты меня слушаешь?
Ей показалось, что подруга как-то подозрительно хихикает.
— Да. И что же тебе принесли?
— Большущую коробку. Странно.
— Так открывай скорее. Не томи душу.
Зажав мобильник плечом, Джулия отодрала скотч, скреплявший створки коробки.
— Странно. Коробка из универмага «Холт ренфрю». Не понимаю, кто это послал мне подарок… Рейчел, случайно, не ты?
Из мобильника донеслись всплески смеха.
Джулия открыла коробку. Внутри лежало то, что называлось платьем для коктейлей: фиолетового цвета, с одной лямкой и косыми вставками близких оттенков. Этикетка «Бэджли и Мишка» ничего ей не говорила. Платье было на редкость женственным. До сих пор подобные наряды Джулия видела лишь в фильмах и на журнальных картинках.
Платье было не единственным содержимым коробки. Под ним Джулия обнаружила черные лакированные туфли от Кристиана Лабутена на высоченном каблуке и с красными подошвами. На каждой туфле был симпатичный бархатный бантик. Туфельки эти стоили никак не меньше месячной платы за ее жилье (если не больше). В самом углу коробки лежала расшитая бисером дамская сумочка.
Джулия сразу же почувствовала себя Золушкой, которую позвали на бал.
— Тебе нравится? — допытывалась Рейчел. — Я целиком положилась на вкус служащей универмага. Но не утерпела, попросила показать мне платье.
Чувствовалось, Рейчел ждет ее реакции.
— Рейчел, это просто сказка. Я про все, что в коробке. Постой, а как ты узнала мои размеры?
— Я ничего не узнавала. По-моему, со времен университета ты ничуть не изменилась. Я тебе говорю, тетенька попалась очень опытная, поняла меня с полуслова. Вот только думаю, не промахнулась ли я с размером платья? Обязательно примерь его.
— Платье как раз по мне. Но, Рейчел… это же стоит безумных денег. Одни только туфли… Я просто не могу…
— Джулия, о чем ты говоришь? Я так рада, что мы снова вместе. Встреча с Габриелем и с тобой — это единственные светлые пятна в моей жизни. Единственная радость с тех пор, как мама вторично заболела. Я устала от беспросветности. Пожалуйста, не отнимай у меня эту радость.
«Рейчел всегда умеет надавить на чувство вины», — подумала Джулия.
— Но ведь это…
— Успокойся. Это не мои деньги. Это деньги нашей семьи. После маминой смерти…
Рейчел замолчала, надеясь, что подруга сама сделает необходимый (хотя и ошибочный) вывод. Так оно и случилось.
— Рейчел, но ведь Грейс наверняка хотела, чтобы эти деньги ты потратила на себя.
— Она хотела, чтобы все, кого она любила, были счастливы. Стало быть, и ты. Она почти не имела возможности побаловать тебя после… после того, что случилось. Уверена, сейчас она слышит наш разговор, улыбается и радуется, что мы снова вместе. Джулия, не порти ей эту радость.
У Джулии глаза были на мокром месте. У Рейчел — тоже, хотя и совсем по другому поводу. Ей было стыдно, что приходится врать лучшей подруге. Глаза Габриеля были совершенно сухими. Чувства вины он тоже не испытывал, однако испытывал нараставшее раздражение по поводу затянувшейся женской телефонной болтовни. Рейчел разговаривала по обычному телефону, а Габриелю самому нужно было позвонить по делу. Его настоятельные требования перезвонить с мобильника сестра игнорировала.
— Рейчел, я могу хотя бы частично возместить твои расходы? Например, заплатить за туфли? Конечно, не сейчас… через какое-то время.
Должно быть, Габриель услышал ее слова, поскольку он разразился гневной протестующей тирадой, поминая какую-то крысу, живущую в церкви. Джулия еще соглашалась называться Крольчихой, но уж никак не крысой.
— Габриель, я как-нибудь сама улажу этот вопрос, — послышалось в трубке. Дальше Джулии пришлось некоторое время слушать перепалку между братом и сестрой. — Джулия, давай вопрос денег отложим на потом… Габриель, не топай ножкой, как будто тебя в туалет не пускают! Это наш последний совместный вечер, и я хочу, чтобы ты пошла с нами. Так что наряжайся, и вперед. А разговор о деньгах отложим… ну, скажем, до того момента, когда меня выпрут с работы и я сяду на пособие по безработице. Хорошо?
Джулия глубоко вздохнула и про себя вознесла благодарственную молитву Грейс, которая всегда заботилась о ней, как о родной дочери.
— Спасибо тебе, Рейчел. Вот я и снова твоя должница.
— Габриель, она идет с нами! — радостно завопила Рейчел.
Джулии пришлось выслушать еще один кусок семейного шоу.
— К девяти вечера изволь быть готовой. Мы за тобой заедем. Габриель говорит, что знает, где ты живешь.
— К девяти? А не поздновато ли?
— По меркам этого клуба — ничуть. Клуб мой братец выбирал. Говорит, в девять они только открываются. Так что у тебя полным-полно времени на тщательную подготовку. Ты должна выглядеть неотразимой!
Рейчел отключилась. Джулия достала платье. Его как будто специально на нее шили. Рейчел унаследовала от матери доброе сердце и широту души. Остается только сожалеть, что Габриелю ничего не досталось. Или он не захотел взять…
Глядя на свои новые сексапильные туфли, Джулия подумала, что танцевать в них попросту опасно. Особенно с профессором Эмерсоном.
«Но Рейчел сказала, что он не танцует. Будем надеяться, что до танцев не дойдет».
Воодушевленная подарками, Джулия выдвинула ящик комода, где у нее лежало нижнее белье. Не глядя на фото, погребенное на самом дне, она достала эротическую пару — две полоски материи, которые лишь с определенной натяжкой можно было бы назвать нижним бельем.
Держа полоски на ладони — они вполне умещались даже на ее ладони, — Джулия медитировала на них, как на статую Будды… Хватит колебаний и нерешительности! Она наденет это белье. Как талисман или оберег, который придаст ей храбрости и уверенности и поможет сделать то, что необходимо сделать. То, что она хотела сделать: напомнить Данте, как много он потерял, покинув ее.
Хватит оплакивать Беатриче. Lacrimosa закончилась.
Заведение «Лобби», находившееся все на той же Блур-стрит, принадлежало к числу элитарных. Заглянув туда в первый раз, посетитель не увидел бы ничего особенного. Типичный мартини-бар с залом и танцполом. Верный традициям Данте, Габриель называл это заведение не иначе как «Преддверие», ибо тешил себя иллюзиями, будто его завсегдатаи напоминают добродетельных язычников, обреченных всю вечность созерцать пространство между раем и адом. Данте, как известно, разделял католические воззрения на существование такого пространства, где обитали души праведников, умерших еще до рождения Христа. На самом же деле само «Лобби» и его завсегдатаи куда больше соответствовали различным кругам Дантова Ада.
Габриелю очень не хотелось приводить сюда Джулианну, не говоря уже о Рейчел. «Лобби» он считал своими охотничьими угодьями, местом, где всегда утолял голод плоти. Здесь слишком многие знали его и о нем, и Габриель опасался, что с чьих-то карминово-красных (или кроваво-красных) губок ненароком могут сорваться слова, вовсе не предназначенные для ушей его сегодняшних спутниц.