— Хотя бы кофе в столовой мы можем попить? — покосившись на возмущенную работницу, уже громким шепотом предложил Сухов.
— Не имею привычки пить кофе с парнями, имени которых не знаю. — Отговорилась я и, заработав удивленный взгляд, пояснила: — Ну, не помню я твоего имени.
— Андрей, — незамедлительно подсказал тот.
Негодующая библиотекарь, невзрачная дама с обмотанным вокруг поясницы пуховым платком, во всеоружии (то есть с ответом «нет» на любую просьбу) ждала нас за регистрационной стойкой.
— Здравствуйте, — любезно поздоровалась я. — Мне бы пропуск в архив выписать.
— Секция? — Последовал короткий вопрос.
Я покосилась на Андрея без интереса изучавшего чистые библиотечные формуляры и, сдавленно кашлянув в кулак, быстро протараторила:
— Оккультной литературы.
Парень расплылся в издевательской улыбке, а библиотекарша в торжествующей.
— Секция опечатана, — протянула она таким довольным видом, будто только что узнала о выигрыше в лотерею. — В отделе проводили дезинфекцию, и доступ закрыли на неопределенный срок. Знаете ли, кто-то подшутил и выпустил полк пауков. — Библиотекарь делано поежилась. — Вы, орнитологи, развлекаетесь, а весь факультет страдает.
— Арахнологи, — машинально поправила я с кислой миной. — Но мы-то — не они, и становиться ими не собираемся.
— И превосходно, — счастливо заключила работница, — только пропуск не дам.
— Ведьмой, по ходу пьесы, ты, Антонова, сегодня не станешь, — хмыкнул Сухов, вызывая во мне истеричный смешок. — Соглашайся на орнитолога, это звучит поприличнее.
Уставившись в светлые глаза библиотекаря, я тихо и как можно душевнее пожаловалась:
— Без архивного материала я провалю курсовую работу.
Вдруг лицо женщины приобрело растерянное выражение, а взгляд затуманился и потерял осмысленность. Она растянула бескровные губы в подобострастной улыбке и плавным жестом открыла толстую канцелярскую книгу с разлинованными страницами.
— На чье имя выписывать?
Неожиданная услужливость скаредной дамы, только что отправлявшей нас восвояси, по-настоящему насторожила, и мы с Суховым удивленно переглянулись.
— Антонова, — ошеломленно назвалась я. — Александра.
Работница принялась мелким почерком строчить мое имя в графу, потом вытащила бланк для пропуска.
— Так не бывает, — чуть склонившись, на ухо мне пробормотал парень.
— Ага. — Я нахмурилась, и от внезапной догадки заныло под ложечкой. Бедняжка казалась задурманенной, вернее, зачарованной.
— Держи, — женщина протянула заполненный пропуск. — На твоего друга выписать?
— Не надо! — в один голос испуганно выдохнули мы с Суховым и поспешно отошли.
Добравшись до середины прохода, я все-таки обернулась. Внутри кололо от чувства вины. Из-за стойки регистрации торчала лишь макушка с заколотым шпильками пучком жестких волос.
— Подожди секунду, — бросила я кавалеру и решительно вернулась.
Приподняв очки, женщина в смятении рассматривала канцелярскую книгу с фамилиями. При моем появлении работница оторвалась от озадаченного изучения страницы и недоуменно свела бровки. Взгляд по-прежнему оставался мутным.
Я размашисто написала на чистом формуляре телефон мамы и сунула библиотекарше.
— Возьмите.
Непроизвольно слушаясь приказа, женщина приняла бумажку.
— Если вдруг услышите в голове странные голоса или чего-нибудь в зеркале привидится, то немедленно звоните по этому номеру.
Жертва колдовства быстро заморгала, будто в глаз попала соринка. В лице проявлялась осмысленность, губы недовольно поджались. Враз стало ясно, что бедняжка отошла от гипноза и без помощи психиатра.
— Забудьте. — Поспешно потянувшись, я ловко вырвала карточку из рук библиотекарши и, пока женщина не пришла в себя окончательно, припустила к выходу.
В сумрачном коридоре было безлюдно. Из актового зала, находившегося на том же этаже, доносились неразборчивые голоса. Похоже, панихида была в самом разгаре, и, чувствуя неловкость, мы прошмыгнули, у открытых настежь дверей.
Зал оказался полупустым, желающих попрощаться с погибшей нашлось немного. На сцене, убранной похоронными венками, произносил траурную речь невысокий лысенький декан. На первых рядах позевывали преподаватели. Студенты, собравшиеся только ради свободной пары, нетерпеливо егозили в креслах. Печальное и обидное зрелище.
— Так как насчет кофе? — переспросил Андрей, когда мы добрались до архива.
— Чай, — с тяжелым вздохом сдалась я, — не люблю кофе.
— Заметано, — согласился парень, открывая для меня дверь в книгохранилище, откуда повеяло характерным запахом пыли и слежавшихся газет.
Предъявив пропуск сутулому инфантильному очкарику, я уселась за старенький компьютер с моргающим экраном и внимательно изучила картотеку. Упоминание о ведьмаке Аароне нашлось только в одной книге с названием «Проклятье».
Отыскав нужный стеллаж, я просмотрела несколько шеренг из потрепанных томиков. От старости на многих стерлись названия, и отклеивались корешки. Нужная книга в обложке из дубленой кожи обнаружилась на нижней полке, стиснутая с двух сторон многочисленными ветхими брошюрками. Чтобы вытащить тяжелый фолиант пришлось приложить усилие. Вместе с ним посыпалась кипа макулатуры, и по полу разлетелись пожелтевшие листики. Боясь, что кто-нибудь заметит неловкость, я быстро собрала ворох и поспешно сунула обратно.
Книга «Проклятье» датировалась началом позапрошлого столетия. На обложке рядом с выдавленным позолоченным названием красовался выдавленный паук. От пожелтевших, мягких на ощупь страниц пахло неприятно, сладковатой плесенью. Чтобы рассмотреть мелкий латинский шрифт в потемках архива, приходилось напрягать зрение.
История ведьмака Аарона рассказывалась только в одной главе, но от ее названия по спине побежали мурашки. «Скорбная болезнь дара» — гласило начало раздела.
«…Скорбная болезнь дара — проклятье, насланное на род. Понятие появилось в темные времена, когда между колдовскими кланами шла открытая борьба за власть. Враждующие семьи проводили особенный ритуал, накладывающий проклятье на Хозяина…»
Дальше шло беглое описание кровожадного обряда, и, быстро проведя пальцем по абзацам, я наткнулась на имя Аарона.
«… Скорбной болезнью страдал английский лорд, участник круга Пяти Избранных, Аарон из рода колдунов Мортимеров, живший в середине пятнадцатого века. Вопреки желаниям клана он выбрал в супруги человеческую женщину, за что и был проклят семьей…»
Во рту появилась неприятная сухость, а сердце грохотало отбойным молотком. Взгляд метался по строчкам, из текста выхватывались лишь отдельные фразы.
«Выпустил древнее чудовище и убил братьев».