Наконец показался город Херефорд. Расположенный близко к валлийской границе, он был укреплен мощными каменными стенами, башни его ворот могли бы выдержать любой штурм, богатство торговли обеспечивало провиантом, а прекрасная река Уай — питьевой водой. Но сам Херефорд был так тесно сжат в кольце укреплений, что внутри ощущалась страшная скученность: проезды были узкими, как щели, улицы, в отличие от мощеных улочек в Шрусбери, оказались очень грязными, особенно из-за обилия свиней. То и дело они с визгом выскакивали под копыта коней, вынуждая тех беспокоиться и громко ржать. Граф пояснил, что бедняки выгоняют своих свиней на улицы, чтобы не кормить их: среди мусорных куч те сами находят пропитание. Ну а уж мусора в городе, постоянно посещаемого торговцами, было предостаточно. Как и постоялых дворов, и кузниц, которые стояли на каждом перекрестке: графство славилось своими залежами руды, а деревья большого Динского леса снабжали их топливом. Были тут и оружейные мастерские, где ковались мечи для военных нужд графа. Причем все эти заведения не составляли отдельных кварталов — кузнецов, оружейников, торговцев, — а располагались среди обычных жилых построек, которые рядами стояли вдоль улиц, тесно прижатые друг к другу, словно замыкали проезды в своеобразные стены из камня или дерева. А так как места внутри города было совсем мало, то верхние этажи выступали над первыми, а третьи — еще более широкие — почти соприкасались наверху, оставляя только узкую полоску, сквозь которую едва виднелось небо. И несмотря на погожий день, солнце почти не достигало тротуаров, внизу было сыро, лужи не просыхали, и стояла такая грязь, что копыта коней утопали в ней по самые бабки.
Роджер нарочно провез будущую жену через город, чтобы показать его. Милдрэд удивилась, услышав от него, что улица, по которой они едут, является самой широкой, носит соответствующее название и ведет к прекрасному собору, недавно перестроенному и взмывшему к небу своей розоватой четырехгранной колокольней. Этот собор и расположенный недалеко от него графский замок являются главными украшениями города. Действительно, когда Милдрэд увидела Херефордский замок, она смогла оценить его внушительные восемь башен, мощные крепостные стены, огромные насыпи и широкие рвы, охранявшие подступ к цитадели по всему периметру, кроме примыкавшей к замку реки Уай, которая сама по себе была достаточной преградой.
Домочадцы графа уже знали о его прибытии и собрались на широкой лестнице перед главной башней. Почетное место среди присутствующих занимала мать Роджера Фиц Миля, вдовствующая графиня Сибилла — величественная дама, полная, статная, облаченная даже в будничный день в блистающее золотом складчатое одеяние с длинным шлейфом. Она заулыбалась при виде сына, но потом озадаченно вскинула брови, когда Роджер, прежде чем припасть к ее руке, перво-наперво помог спешиться незнакомке в неказистом наряде. И как же величественно он вел ее, держа за самые кончики пальцев!
— Счастлив представить вам мою неожиданно обретенную невесту, леди Милдрэд Гронвудскую!
Под множеством устремленных на нее взглядов Милдрэд поклонилась и приметила, как смотрела на нее будущая свекровь: сначала удивленно, потом надменно, потом с некоей долей брезгливости на полном, все еще красивом лице. Скрывая смущение, Милдрэд постаралась больше не смотреть ей в глаза, а разглядывала, как необычно держится белоснежное покрывало на голове Сибиллы: облекая полное лицо графини, оно было заколото наверху почти на затылке, что позволяло видеть все еще прекрасные медово-золотые волосы, разделенные на прямой пробор. Дама словно нарочно выставляла их на обозрение, чтобы подчеркнуть резкий контраст своих светлых волос и неожиданно темных карих глаз. И в свои лета, окруженная многочисленным потомством, графиня Сибилла была красива. Роджер не походил на нее, но Милдрэд от этого стало даже легче. Она не могла не ощутить, что блистательная Сибилла невзлюбила ее с первого взгляда.
Графиня все же выдавила некое подобие улыбки лишь тогда, когда стала представлять своих детей: Вальтера и его жену Донату, Вильяма, Бертиль с супругом, Генриха, Майлса, Маргариту и Люсию, — Милдрэд смешалась от такого количества имен. Но тут Сибилла заявила, что гостье надо отдохнуть с дороги.
— И привести себя в порядок, — добавила она, почти с брезгливостью осматривая наряд Милдрэд. — Не следует, чтобы запомнили, что вы прибыли в дом будущего супруга в этих валлийских лохмотьях. Такое короткое платье… Бог мой, что подумают об этом наши придворные и вассалы!
Милдрэд вспыхнула, а Сибилла властным жестом велела ей следовать за собой.
— Роджер совсем простак в этих вопросах, — говорила она, поднимаясь по винтовой лестнице. — Как он мог представить вас двору в таком виде! Я знаю, что саксы неряхи, но вырядиться в простецкое платье, открывающее даже лодыжки, — это недопустимо для знатной дамы.
— Меня к этому вынудили обстоятельства, миледи.
— Я вас не спрашиваю, дорогуша! Но ничего, мы дадим вам одно из платьев моей невестки Донаты — она тоже худышка. Надеюсь только, что вы не окажетесь столь же бесплодной. Силы небесные, три года брака с таким красавцем, как мой Вальтер, и ни намека на беременность! Сама же я родила мужу десятерых и только двоих потеряла. Кстати, королева писала, что вы единственное дитя у родителей. Это так?
— Вас это должно устраивать, — заметила Милдрэд, — так как с моей рукой милорд Херефорд однажды получит все мои земли в Восточной Англии.
— Бесспорно. Но разве не странно, что ваша матушка смогла произвести на свет только одно дитя?
— У меня был брат, но он умер.
— И все же я бы желала удостовериться, что вы плодовиты и дадите роду Фиц Милей много славных отпрысков. Пусть даже с примесью дурной саксонской крови.
Милдрэд смолчала. Похоже, эта нормандка была из тех, кто еще смотрел на саксов как на низших. Зато в ее желании получить внуков ничего странного не было: женщину часто брали в род, будто породистую корову на племя, рассчитывая получить от нее хороший приплод.
Гостью привели в большую комнату с высоким окном, из которого открывался прекрасный вид на реку Уай. Осмотревшись, Милдрэд решила, что пусть леди Сибилла и несносна в своей гордыне, но по-своему желает ей добра: устроила среди роскоши, велела принести легкую трапезу, а служанки суетились, втягивая большую лохань и грея воду для омовения. Только подумав о том, как погрузится в горячую воду, Милдрэд заранее ахнула от удовольствия.
Пока ее мыли в воде с ароматным розовым маслом, леди Сибилла расхаживала за отделявшей лохань ширмой и все выспрашивала у Милдрэд, как вышло, что та встретилась с ее сыном. Когда, утомив гостью расспросами, графиня-мать наконец удалилась, девушка перевела дух и при этом заметила, что и служанки стали вести себя более непринужденно. Потом явилась супруга второго из братьев Херефорда, леди Доната, и принесла платье: немного узкое в груди, но роскошное — из серебристо-серого бархата с шелковой шнуровкой на спине и подбитыми мехом белки навесными рукавами и оплечьем. Милдрэд принялась благодарить леди Донату, но та только уныло кивнула и удалилась.
— Ее тут мало кто любит, — пояснила одна из служанок. — Бесплодная, да и считается бесприданницей. Правда, когда красавчик Вальтер сватался, за ней дали прекрасный замок в Уэльсе, но его вскоре захватили валлийцы, вот и получилось, что Доната ничего не принесла в семью.