— Но ты не можешь так просто оставить войну тут, в твоих землях, ради надежды завоевать королевство за морем.
Генрих повернулся к ней и чмокнул в нос.
— Умница моя. Ты все правильно понимаешь… кроме одного. Твой муж готов отложить неинтересную партию ради более заманчивой. И уж поверь, я приехал к тебе, когда положение дел изменилось и можно позволить себе передохнуть.
Он встал и подошел к большому окну. Генрих не услышал, как вздохнула супруга: а она-то верила, что он приехал, истосковавшись по ней. Однако Элеонора была правительницей, и вскоре душевные порывы отступили перед тем, что задумал ее муж. Он сказал, что намерен прекратить войны в Нормандии ради Англии. И для этого заключил мир с Людовиком Французским. Конечно, для этого ему пришлось уступить ряд ранее завоеванных владений — Жизор, Нофль, Дангю, да еще и отказаться от притязаний на Вексенское графство. Но теперь у него развязаны руки, и он может готовиться к высадке в Англию.
— Однако ты забываешь о Юстасе, — заметила Элеонора. — Этот принц не таков, чтобы не наделать тебе неприятностей. Он будет драться до конца.
— Юстас глуп, — хмыкнул Плантагенет. — Да, он захватил Се и Арк. Но теперь он, по сути, в изоляции. Ему мог помочь Людовик — я устранил его путем нашего договора. Юстас мог рассчитывать на Валерана де Мелена, но после того разбоя, какой учинили войска принца во владениях графа, тот и пальцем не пошевельнет, чтобы помочь ему. Остается только мой братец Жоффруа. Он пока самый верный союзник Юстаса. Но и тут английский принц совершил промах.
Генрих повернулся к Элеоноре и улыбнулся. Сказал, что наконец-то узнал, кто сообщал Юстасу сведения о Милдрэд: его недалекий братишка Гийом! Оказывается, младший Плантагенет все это время не переставал вести переписку с Жоффруа, которому и сообщил, что хочет обручиться с пребывающей в Кане английской красавицей. Жоффруа счел это забавным и рассказал Юстасу. И тот словно ополоумел — иначе это не назовешь. Мало того, что он в ярости ударил Жоффруа об стену, так еще велел заковать его и бросить в подземелье. После чего прислал Генриху известие, что готов обменять среднего Плантагенета на саксонку. Таким образом Юстас лишился последней поддержки на континенте и вскоре вынужден будет оставить все завоеванные крепости и убираться за море.
— Итак, в ближайшее время я ожидаю встречи с изменником Жоффруа, — потирая руки, сказал Генрих. — И, надеюсь, наконец-то мы решим наши семейные споры!
— А когда ты прикажешь отправить к Юстасу леди Милдрэд? — спросила Элеонора.
В ее голосе было нечто привлекшее внимание Генриха. И он выслушал ее соображения о том, что англичанка панически боится Юстаса, — и это не мудрено, поскольку она стала добычей принца, захватившего замок ее отца и получившего саму Милдрэд в качестве завоеванного трофея. Элеонора еще не забыла, какой ледяной, словно отрешенной от всего была саксонка по прибытии в Кан. За эти месяцы она заметно ожила, стала веселой. Но по-прежнему вздрагивает всякий раз, когда при ней упоминают о Юстасе Английском.
— Я не знал, что Милдрэд попала к Юстасу таким образом. — Генрих почесал затылок, взлохматив свои короткие рыжеватые волосы. — А ведь помню, что и ранее она всячески избегала и боялась сына Стефана. Это было давно, еще когда она оказала мне услугу и я был ее должником. Ее и Артура. И с тех пор мы не виделись. Вот я и решил, что с течением времени Милдрэд сменила гнев на милость, а возможность войти в королевскую семью стала для нее всего важнее. Ведь поговаривают, будто Констанция не годится на роль королевы, а такая женщина, как Милдрэд Гронвудская… да еще родившая Юстасу сына… Поэтому я подумал, что она старается возвыситься, используя любовь наследника трона. И при встрече был с ней груб. Что же мне теперь делать?
— То, что и должен, — коротко и твердо произнесла Элеонора. — И если тебя смущает встреча с сей несчастной леди, то я сама готова сообщить ей о необходимости вернуться к Юстасу.
Генрих как будто перевел дух и благодарно поцеловал руку жене. Она же решила, что и впрямь ее мужу не стоит встречаться с излишне пригожей англичанкой, особенно учитывая его раскаяние и воспоминания о прошлых добрых отношениях. Ибо если сама Элеонора просто сочувствует англичанке, то неравнодушный к слезам красавиц Генрих может уступить ее мольбам. А для их планов это невыгодно!
Когда Милдрэд узнала, что ее отправляют к Юстасу, она и слова не могла вымолвить в ответ. Внутри вдруг образовалась дрожащая пустота и появилось ощущение, что все рушится и ее ждет непоправимая беда.
Она стояла перед герцогиней Элеонорой, смотрела на нее… и словно не видела. У нее опять появилось головокружение, она пошатнулась, но на этот раз Элеонора не поддержала ее.
Милдрэд вдруг опустилась на колени.
— Мадам, молю, не делайте этого! Заклинаю вас!..
— Возьмите себя в руки, сударыня, — резко рванула ее герцогиня, вынуждая подняться. — И не притворяйтесь. Я наблюдала за вами и поняла, что вы не так просты. И если уж вам столько горя принес сын короля Стефана, если вы так ненавидите его… Боритесь! Отомстите за все зло, какое он вам причинил.
— Вы не понимаете, мадам, — отозвалась Милдрэд глухим голосом. — Невозможно мстить тому, кто так тебя любит. Его любовь губит меня, но и обезоруживает.
— Глупости! Некогда меня любил сам король Франции, но я превратила эту любовь в неприязнь и смогла освободиться. Вы же… Да уже одно то, что Юстас бесчестит вас, оставаясь мужем жалкой Констанции, — разве это не повод для того, чтобы превратить его жизнь в ад своими обидами, своим дурным нравом, своей неприступностью?
Милдрэд посмотрела бесцветным взором на Элеонору. Как же много она не знала! Не знала, каков Юстас, которого и отдаленно нельзя сравнить с Людовиком, искренне верующим человеком. Юстас же был сам сатана, он признавал только злую силу и свои желания. Все остальное не замечал.
Элеонора вдруг приблизилась и взяла ее руки в свои.
— К чему этот жалкий вид? Ведь вы красивы, умны, у вас на все есть свое мнение. Если же вы сломались, значит, всегда были слабой. А удел слабых — подчиняться. Что ж, терпите и дальше. Хотя вы бы многое смогли, если бы перестали жалеть себя. У принца Юстаса масса врагов, вы знаете, какие интриги плетутся вокруг него, но предпочитаете только наблюдать. Это ваш выбор. И если вы так смиренно признали себя жертвой, то, вероятно, вам так удобнее!
Милдрэд промолчала. Увы, нет ничего более легкого, чем давать советы. Особенно имея такое положение, такую власть, как у Элеоноры Аквитанской. Эта женщина всегда была защищенной. А у Милдрэд не было никого.
Об этом и думала саксонка, когда в туманное утро садилась на корабль близ устья реки Орн. Было начало ноября, все вокруг затянуло туманом, так что корабельщики не решались отходить далеко в море и неспешно двигались вдоль берега, борясь с приливом, который то и дело разворачивал корабль.
Такой же туман был и в нормандском Фекане, где через несколько дней они бросили якорь. Милдрэд стояла, вцепившись в борт, и наблюдала, как из тумана возникает темный силуэт в развевающемся плаще, как он приближается, поднимается по сходням на корабль. Она не видела его лица под надвинутым капюшоном, но чувствовала его тяжелый взгляд. Чудовище из ее ночных кошмаров…