Клер осторожно покашляла в кулак.
— Миледи, а накидку-то?
Артур выпустил жену из объятий и повернулся к наставнице:
— Ну конечно же, Клер! Давайте сюда эту накидку!
Смеется, словно счастливый мальчишка. А ведь один из самых значительных лордов при новом короле. Хотя чего уж там, даже строгая Клер вынуждена признать, что он и смотрится как вельможа. Его темный с серебром длинный камзол выглядел просто великолепно, как и мерцающая каменьями цепь на широких плечах. И сам он — высокий, грациозный, с прекрасными манерами. Вон как бережно накинул на плечи супруги поблескивающий светлым золотом плащ, даже сам пристегнул изящными брошами тонкой восточной работы, привезенными из Иерусалима. А потом… Потом Клер только возмущенно всплеснула руками, ибо барон и баронесса Гронвудские схватились за руки и, словно неугомонные дети, перепрыгивая через ступеньки, побежали вниз. Ну кто так делает! Кто может их приструнить? «Да и зачем?» — подумала солидная матрона, добродушно улыбаясь.
Однако в большой зал Гронвуда супруги входили уже как высокочтимая пара: рука об руку, само достоинство и великолепие. Ведь барон и баронесса в своих владениях — это те же правители, на которых взирают с восхищением и преклонением.
Зал Гронвуда был украшен и сиял огнями. По пути Милдрэд перебросилась парой слов с няньками, несшими за ними запеленатых новорожденных малюток, ласково улыбнулась сыну. Артур на ходу переговорил с ответственным за музыкантов Рисом, удостоверился, что Недоразумение Господне (посмел бы теперь кто так называть уважаемого менестреля барона!) за всем проследит и музыка зазвучит как раз в тот момент, когда королевская чета вступит под своды зала.
Во дворе замка было полно народу. Слуги, вымытые и наряженные, столпились перед высоким крыльцом. Важный сенешаль Торкель отступил в сторону, давая проход господам. При этом Милдрэд заметила, как он перемигнулся с одной из ее камеристок. И подумала: давно надо подыскать Торкелю невесту, а то этот вертопрах никак не угомонится. Даром что почти никогда не снимает перчатки с левой руки — ее покалечили при нападении на Гронвуд, — однако умеет так преподнести свое увечье, что покоренным глупышкам это казалось значительным, как шрам, полученный рыцарем на турнире.
К барону с супругой подошел взволнованный аббат Метью. Он принял сан, когда супруги из Гронвуда основали неподалеку небольшое бенедиктинское аббатство. Сейчас Метью, в новой сутане и бархатной плоской шапочке, заметно нервничал, что казалось даже странным для столь достойного, всеми почитаемого настоятеля.
— Король с королевой уже в первом дворе, а вы все мешкаете. Вон и матушка Бенедикта места себе не находит.
Но аббатиса Бенедикта, похоже, успокоилась и стояла на крыльце с самым довольным видом. Прибывшая не так давно из Шропшира, тетка Артура была восхищена Гронвудом — ведь некогда она покинула эти края, когда замок только собирались возводить. Теперь же уверяла всех, что только такой замок и должен был достаться ее воспитаннику. О своем родстве с молодым бароном Бенедикта не распространялась, но осталась довольна, узнав, что по округе идет слух, будто Артур де Шампер состоит в родстве с Генрихом Плантагенетом. Она сама старалась поддерживать эти разговоры, но когда кто-либо пробовал уточнить, какова степень подобного родства, настоятельница принимала самый загадочный вид и из нее нельзя было выудить и слова.
— Может, вам преподобная Отилия подскажет, — ссылалась Бенедикта на настоятельницу Святой Хильды, прекрасно понимая, что никто не посмеет приставать к святой женщине с подобными расспросами.
Сейчас обе аббатисы стояли рядом и, как и все, наблюдали, как под аркой ворот появляется блестящий кортеж, во главе которого ехали Генрих Плантагенет и Элеонора Аквитанская. Венценосные супруги восседали на прекрасных белых лошадях, оба были в сверкающих венцах и белоснежных одеяниях, а мантии обоих были ярко-алыми. И если у королевы мантия струилась на круп ее лошади и ниспадала сзади почти до земли, то Генрих к таким излишествам был просто неспособен. Его плащ едва ли достигал ему до ляжек, отчего в Англии к нему уже прикрепилось новое прозвище — Генрих Короткий Плащ. Но Генриху с его неуемным темпераментом так было удобнее. Он и сейчас резко соскочил с лошади, не дожидаясь, пока подоспеют грумы, и сам же снял с седла свою королеву.
Встречающие опустились на колени, и Генрих шел среди них, ведя улыбающуюся Элеонору за самые кончики пальцев.
— Какая прекрасная у нас королева! — переговаривались в толпе.
Элеонора это слышала и выглядела довольной, несмотря на то что рука Генриха столь стремительно вела ее, что подхватившие королевскую мантию фрейлины едва поспевали за венценосной четой, а она сама чуть ли не выпрыгивала из горностаевого оплечья мантии.
И все же, когда Генрих поднялся на крыльцо и жестом позволил всем встать, Элеонора первой улыбнулась Артуру и Милдрэд.
— Вы, как всегда, очаровательны, мессир Артур. Приготовили ли вы нам пару лэ [99] или баллад, чтобы потешить нашу душу? Ах, Генрих, я так рада, что в Англии есть хоть один истинный лорд-трубадур, с коим мне приятно общаться на тему музицирования. А вы, мадам… Ах, какое платье! Но вы всегда были щеголихой. Когда-то мои дамы, подражая вам, вообще перестали украшать наряды вышивкой, а теперь… теперь и эта мода опять станет самой распространенной.
Генрих смотрел на Артура и улыбался. Он никогда не скажет во всеуслышание, что это его брат, но не любить его не может. И Артур, видя тепло в серых глазах младшего брата, чуть усмехнулся, а тот подмигнул ему в ответ.
— Ну а где наши новорожденные? — обратился он к Милдрэд. — Готов спорить, что если они хоть немного будут походить на вас, мадам, то однажды станут одними из самых прелестных невест в моем королевстве.
Элеонора тут же пожелала взглянуть на ту из малышек, какую нарекли в ее честь. А потом были преподнесены дары для мирно спавших на руках кормилец малюток: две великолепные диадемы из светлого золота и мерцающих сапфиров.
— Учти, — негромко шепнул Генрих Артуру, — моя мать лично выбирала подарки и приложила к этому не меньше усердия, чем когда Элеонора родила нашего второго сына Генриха. Ведь у меня родятся только сыновья! — добавил он с гордостью.
Артур же сказал, что счастлив, что у него будут дочери. Ибо сын и наследник у него уже есть. И он взял за руку сына Вильяма.
Генрих и Элеонора видели мальчика, когда Артур и Милдрэд заезжали к ним по пути из Святой земли. И оба отметили, что Вильям де Шампер похож как на Генриха, так и на Матильду Анжуйскую. Правда, в отличие от коренастых Плантагенетов Вилли обещал стать рослым и длинноногим, как Артур.
Когда прозвучали слова приветствия и была выпита полагающаяся чаша мира, все отправились в часовню, где был проведен обряд крещения. И если крестной матерью была Элеонора Аквитанская, то крестным стал командор английских тамплиеров сэр Ричард Гастингс, занявший этот пост, так как новый король считал, что старый глава ордена Осто де Сент-Омер слишком уж был предан прежней династии.