– Погодите, – сказала она, утомленно прикрыв глаза. – По-вашему, получается, что я принимала взятку и в это же самое время с радостью позировала перед видеокамерой? Я что же, вообще идиотка, по-вашему?
Родион невольно кивнул. Нет, насчет идиотки он был в корне не согласен. Просто Еремеева словами выразила ту самую мысль, которая только что металась в его голове.
– Вы не могли даже вообразить, что Зырянова решится передать вещдок в милицию, – пояснил Мыльников. – К тому же вам и раньше была свойственна этакая наглость, бравада, не побоюсь этого слова. Я отлично помню, как вы неосторожны, способны рискнуть всем ради какой-то ерунды. Пятьсот рублей – это такая малость! Кстати, почему именно эту сумму вы назвали студентке Зыряновой? Что-то она мне до боли напоминает. У вас какое-то патологическое пристрастие к этой цифре, не так ли?
– Прекратите, вы… – Еремеева махнула на него обеими руками и внезапно замолчала.
Мальчик резко подался вперед, его щеки так побледнели, что отчетливо стали заметны три родинки – одна над другой.
Рядом с Родионом кто-то громко вздохнул. Он покосился – ах да, это же студентка Зырянова, невинная жертва… Ишь как переживает!
Странно, Зырянова во все глаза смотрела не на вымогательницу Еремееву, а на этого смуглого парнишку. Ну что ж, юноша вполне заслужил такое внимание, потому что, даже на мужской, неприязненный взгляд Родиона, был поразительно хорош собой. И он явно волновался – может быть, он единственный в этой аудитории искренне переживал за судьбу преподавательницы.
– Встаньте, Ольга Михайловна, – склонился над ней Коляша Мыльников. – Сидеть вам придется в другом месте. А теперь пройдемте-ка. Внизу машина. Расходитесь, товарищи.
– Экзамена, что ли, не будет? – доехало наконец до студента, чей ответ был прерван вторжением представителей закона. – Приветик! Я ж почти все ответил. Вы мне хоть «удочку» поставьте, Ольга Михайловна!
– Да вам и «неуда» будет много при вашем знании предмета, – автоматически ответила Еремеева, а потом растерянно обвела глазами аудиторию. – Прошу меня извинить… Я не понимаю, что происходит, но, кажется, придется перенести экзамен. Потом… через какое-то время…
Она говорила вроде бы всем, но Родиону почему-то показалось, что она обращается только к тому парню. Темные губы его дрогнули, словно он хотел ответить, однако все же промолчал.
– Лет через пять тире семь, согласно статье, и это как минимум, – любезно подсказал Коляша Мыльников, с явным удовольствием наблюдая, как Еремеева откидывается на спинку стула и начинает хватать ртом воздух.
Юноша с темными бровями снова вскочил – и сел, по-прежнему не сказав ни слова.
– Да вы что, дяденька? Мы к тому времени уже институт кончим! Забудем на фиг всю эту чушь про mastectomia, proctopexia или какую-нибудь dyskinesia [5], – завопили наперебой студенты. – Пусть нам хоть что-нибудь поставят, хоть «уды», что ли!
– Это было бы справедливо, – задумчиво пробормотал Мыльников. – Учебный-то процесс не должен страдать. Как вы думаете, Родион Петрович?
Тот пожал плечами. Больше всего ему хотелось сейчас плюнуть – физически, прямо на пол, или в крайнем случае, чтобы не пачкать пол, – на темно-коричневый башмак товарища Мыльникова и убраться отсюда. Что, Колька не мог взять с собой кого-нибудь из своих парней? Неважно, что суббота – в отделе непременно кто-то да есть. Нет же, потащил с собой приятеля, который чувствует себя дурак-дураком: опер не опер, понятой не понятой. Вдобавок его не оставляло ощущение, что он вляпался в какую-то пакость.
– Родион Петрович со мной совершенно согласен, – очень своеобразно истолковал его молчание Коляша. – Итак, молодежь, кому нужны тройки?
Все стремительно вскинули руки.
– Ага, зачетки на столе. – Мыльников снял колпачок с ручки и протянул ее преподавательнице. – Соблаговолите, Ольга Михайловна…
– Зачем я буду осложнять свою судьбу? – пожала та плечами. – Вы мне еще какую-нибудь статью пришьете. Превышение полномочий, или использование служебного положения в личных целях, или еще что-нибудь, черт вас разберет, вы ведь большой мастер раздувать мыльные пузыри, товарищ Мыльников!
От этого злобного каламбура, а еще пуще – от взгляда, брошенного Ольгой Михайловной, любой бы задымился и съежился, словно от нескольких капель соляной кислоты, однако товарищ Мыльников был не таков. Гвозди бы делать из этих людей!
– Отлично, – не моргнув глазом кивнул он, – тогда собирайте вещички и пройдемте. О том, что экзамен прерван милицией, мы сообщим в деканат.
– А оценки? А наши «удочки»? Когда же?.. Как же?.. – опять завопили студенты.
Губы Еремеевой задрожали, она растерянно заморгала, но тотчас глаза ее встретились с обжигающими черными глазами того смуглого юноши, и Родион просто-таки физически ощутил, как Ольга Михайловна взяла себя в руки.
– По всем вопросам к декану. А что касается вас, Катя, – оглянулась она на девицу с крысиным хвостом, – полагаю, вы сдадите латынь не раньше чем через пять тире семь лет. И это как минимум.
– Так, угроза свидетельнице преступления! – констатировал Мыльников. – Вы все же решили осложнить свое положение еще одной статьей?
Не удостоив его ответом, Еремеева подхватила сумку и вышла из аудитории так стремительно, словно решила осложнить свое положение еще и попыткой к бегству. Мыльников и Родион ринулись за ней, и со стороны, наверное, это выглядело не как сопровождение задержанной нарядом милиции, а просто как безуспешная попытка двух незамысловатых мужичков догнать красивую, неприступную и весьма разгневанную даму.
Выходя из аудитории, Родион невольно обернулся. Смуглый парень смотрел вслед уходящим, небрежно заталкивая в сумку свои вещи. По обе стороны стола навытяжку, словно часовые, застыли Наташа Зырянова и Катя Крысиный Хвост и так и ели красавчика обожающими взглядами. Вдруг он отшвырнул сумку и кинулся к выходу. Девчонки проворно схватили его за руки, а Родион, сам не зная почему, резко шарахнул дверью о косяк.
– Коляша, что происходит? – чуть слышно пробормотал он, нагоняя Мыльникова. – Ты во что меня втравил?