— Вот что, — вздохнула я. — Откуда Палыч теткин номер узнал и на кой черт он был ему нужен (тут я, конечно, лукавила, потому что «на кой» к тому моменту уже поняла)?
— Он вчера с этой теткой всех достал. Сидел, сидел, а потом вдруг говорит: у Катрин тетка в другом городе, кто, говорит, телефон знает?
— Ну и кто его знал? — хватаясь за голову спросила я.
— Никто, — пожала плечами Зинка, и парень кивнул в знак согласия.
— Так как же он позвонил? — Тут Рыжая выпучила глаза, что должно было означать невероятную радость.
— Помнишь, недели две назад Палыч жутко ругался, потому что по междугородке на тыщу с лишним наболтали?
— Помню, — неуверенно кивнула я.
— А ты еще сказала, мол, я один раз звонила, тетку с днем рождения поздравила, днем забыла, а к утру звонить не будешь. Помнишь?
— Помню. Ну и что?
— А то, звонки фиксируются, по коду город узнать раз плюнуть. Остается только звякнуть на станцию и спросить номер, по которому такого-то числа в такое время звонили.
— И ответят? — опять-таки усомнилась я.
— Черт его знает? — пожал парень плечами, а
Рыжая проявила прямо-таки фантастическую заинтересованность.
— Я сейчас у Людки спрошу, она больше всех по телефону болтает. — Рыжая выпорхнула из комнаты и через минуту вернулась с упитанной дамой неопределенного возраста.
— Что за номер вам нужен? — спросила она досадливо.
— Вот ее тетки, — ткнула в меня пальцем Зинка.
— Потеряла, что ли? Просто помешались все на этом номере. Вчера Палыч всех достал, сегодня ты… Вон он у него на календаре записан, ты ж его писала, — заявила вновь прибывшая Людка, гневно глядя на меня. — Память, что ли, отшибло? Я ж тебе номер набирала, линия занята была, а ты переодеваться торопилась.
— Забыла, — пробормотала я, подошла к столу и начала листать перекидной календарь. У тетки день рождения девятнадцатого. Страничка с двадцатым июня была на месте и с восемнадцатым тоже, а вот девятнадцатое кто-то вырвал… Все настороженно замерли, а я сказала:
— Нету.
— Палыч взял, — заявила Людка. — Далась ему твоя тетка…
Тут до меня дошло, что, потратив столько времени на выяснение того, как Палыч раздобыл номер, я так и не узнала главного: на кой черт он звонил, то есть что сподвигло его на такой поступок? А между тем послана я была на разведку с Целью прояснения ситуации, но она только еще больше запутывалась.
— Тетка жива, и слава богу, — вздохнула я.
— Зачем же он ей звонил? А главное, куда сам делся? — встряла Рыжая, чем меня, естественно, не порадовала. — Может, кого к нему домой послать, вдруг угорел или еще чего… Время такое…
— Что ты болтаешь? — укорила ее Людка. — И что значит «послать?» Как ты к нему в квартиру войдешь?
— А вдруг его машина сбила? — вытаращила глаза Рыжая.
— Да помолчи ты, — не выдержала я. — Если машина, мы бы уже узнали… в таких ситуациях сообщают… Появится, куда ему деться.
Зинка нахмурилась.
— Хотя вчера он был точно с приветом. Сидели чай пили, Палыч тебя нахваливал, за сольный номер, когда ты по-французски… Надо, говорит, ее на работу вызывать, загулялась, все равно в городе болтается, а Лидка говорит, она к сестре собралась. Палыч сидел, сидел, а потом как подпрыгнет, а у нее, спрашивает, сестра есть, у тебя то есть. Я говорю: есть, не то в Костроме, не то в Рыбинске. А он аж затрясся. Кто-нибудь, говорит, сестру эту видел? А кто видел, ее здесь сроду не было. Тогда он вроде вовсе свихнулся и на тетку переключился. И пьян был в меру, черт знает, что нашло на человека.
— Ага. А с обеда таблетки глотал да за сердце хватался. Помнишь, мужик приехал, этот… машина у него… «Понтиак», точно. Пошептались малость, и Палыч чуть от тоски не умер, а к вечеру петь начал…
— А в таком состоянии под машину попасть плевое дело, — опять влезла Рыжая, которая подолгу молчать просто не умела.
— Дались ему мои родственники, — пожала я плечами, чувствуя, что все на меня уставились.
— Тетка-то жива? — спросила Зинка.
— Жива, — ответила я.
— Ну и слава богу. Придет Палыч, тогда и узнаем, чего его на твою родню потянуло.
— Когда придет? — взъелся парень.
— Отвяжись, — в три голоса заявили мы и покинули кабинет.
— Пойдем выпьем, — предложила Рыжая, которая оказалась вполне симпатичной девчонкой и совсем не злой.
— Я на работе, — вздохнула Людка и исчезла за одной из дверей, а я торопливо кивнула:
— Идем.
Мы спустились в бар, взяли по бокалу мартини, и Рыжая, немного потомившись, сказала:
— А ты правда.хорошо поешь, и по-французски. А я в школе английский учила, а кроме «хау-дую-ду» ничего не помню.
— Я тоже. Просто песня понравилась, вот и выучила.
— Танька сказала, если Катька так петь будет, нас всех погонят.
— Я, кроме этой песни, ничего не смогу, — торопливо заверила я ее. — Год репетировала.
— А ты ничего, — улыбнулась Зинка. — Я-то думала, ты стерва и задавала. Хочешь, будем дружить?
— Конечно, хочу.
— Люди должны помогать друг другу, — заявила она, и я опять-таки с ней согласилась.
Мысли мои между тем были довольно далеки и от Рыжей, и от бара. Касались они в основном
Безвременной кончины Юрия Павловича. К этому моменту у меня уже имелась классная версия, которой очень хотелось поделиться с Мишкой, но я продолжала сидеть в баре, надеясь, что смогу услышать что-нибудь интересное. Но ничем интересным в разговоре с Рыжей даже не пахло. Она долго обсуждала платье какой-то Ирки, потом перешла на ее любовника и закончила своим, заявив, что он — идиот и она его на днях бросит, если он не подарит ей колечко, которое она присмотрела.
Далее я выслушала рассказ об этом самом колечке, причем Зинкиным описаниям мог позавидовать Лев Николаевич Толстой. Я поняла, что с меня хватит, и решительно поднялась.