— Пауки? — с изумлением спросил я.
— Да, — подтвердила Кейт. — Те, что внизу, на дне, ещё оцепеневшие от холода, но остальные чувствуют себя вполне хорошо.
Они так и сновали по банке. Некоторые с виду были довольно обычными, но другие выглядели очень странно: они были веретенообразной формы, с непривычно маленькими телами и очень длинными ногами.
— Но они не живут здесь, на высоте, — сказала Надира. — Их, наверно, занесло сюда ветром.
— Некоторых, скорее всего, да, — согласилась Кейт. — Что само по себе уже восхитительно. Они достаточно легкие, чтобы лететь по ветру, возможно, тысячи миль. Они могут пересекать океаны. Заселять новые континенты! Не думаю, чтобы кто-нибудь задумывался о таком способе расселения насекомых. Но некоторые из этих пауков и вправду очень необычные.
Кейт постучала пальцем по колбе, указывая на паука, которого я до этого не заметил.
— Это что, крылья? — изумленно спросил я.
— У пауков не бывает крыльев, — сказала Надира. — Это должно быть что-то другое.
— Я думаю, что это летучий паук, — ответила Кейт. — Но не вполне уверена. Арахниды вообще-то не моя специальность. Но если это так, то никто никогда ещё не находил такого. И взгляните на остальных насекомых.
Их было множество. Это были странные существа с маленькими сплюснутыми телами в панцирях и с несколькими парами крепких крылышек. Окраска их была приглушенной, в серебристых, серых и молочно-белых тонах. Наверное, чтобы не выделяться на фоне неба и облаков. Никому неохота быть съеденным. Было просто удивительно думать, что насекомые залетают так высоко, пусть и при помощи сильных попутных ветров.
— Ты знаешь, что это за существа? — спросил я Кейт.
— Нет, — ответила она, — но не могу дождаться, когда начну препарировать некоторых из них.
— Кейт, вы же не собираетесь резать их на части! — воскликнула мисс Симпкинс.
— О да, это совершенно необходимо.
— Вы не будете заниматься этим в нашей каюте.
— Вряд ли какому-нибудь из них удастся удрать. — Кейт озорно улыбнулась мне. — Хотя вот у этого, на мой взгляд, очень неприятные челюсти.
— Вы будете держать их в банке! — заявила компаньонка.
Кейт не обращала на неё внимания.
— Всё это может означать, что существует целая наука, воздушная зоология, ожидающая, чтобы её открыли!
— Это же просто маленькие жучки, — заметила Надира.
— Нет, это не просто жучки. Большинство жуков очень чувствительны к низким температурам, но эти — особенные. Смотрите, какие они активные, хотя за бортом ниже нуля.
— Ты права, — признал я. — Они все должны были бы замерзнуть.
— Я думаю, что они, возможно, вырабатывают какое-то химическое вещество, понижающее их точку замерзания.
— Типа этиленгликоля, — ввернул я, радуясь, что запомнил это слово на лекции. Было заметно, что на Кейт это произвело впечатление, поскольку она умолкла и приподняла брови. — Его изобрел француз, Чарльз Вюрц. Химический состав, который не дает жидкостям замерзать.
— Значит, здесь то же самое. Только вырабатывается в организме! — подхватила Кейт. — И ещё одно восхитительное соображение насчет этих малышей. Если они могут жить на такой высоте, значит, и более крупные существа тоже. Хищники.
— В самом деле? — скептически переспросила Надира.
— Вспомните, что ест синий кит. Планктон. Криль. Мельчайшие существа, но их хватает, чтобы прокормить величайшие в мире создания.
От слов Кейт меня вдруг бросило в дрожь. Надо отдать ей должное, она умеет поворачивать ваши мысли в совершенно новое русло. Существо, огромное, как кит, плывущее по небу!
— А теперь, — сказала Кейт, — мне надо сделать множество дел. Классифицировать их, и всё такое.
Мы с Надирой изумленно переглянулись. Нам явно предлагали удалиться. Кейт уже с головой ушла в записи и зарисовки, позабыв обо всём на свете.
Я взглянул на часы. До обеда оставался ещё час. Мы снова вернулись к своим книгам. Было тихо. Лишь мисс Симпкинс, увлекшись чтением, время от времени тихонько попискивала или вздыхала, выпрямляясь в кресле.
— Это такая захватывающая книжка, Марджори? — поинтересовалась Кейт после двадцатого вздоха.
Мисс Симпкинс проигнорировала вопрос, а может, так разволновалась, что не услышала его. Она перевернула страницу и снова охнула.
— Интересный роман, Марджори? — раздраженно спросила Кейт снова.
— Мм? О да, очень.
— Правда? И о чем?
Мисс Симпкинс опустила книгу на колени и строго посмотрела на Кейт.
— История любви своевольной наследницы богатого рода и конюха.
— Как интересно, — усмехнулась Кейт. — И чем всё кончается?
— Разбитым сердцем, болезнью и смертью. — Она обвела взглядом комнату и остановила его на мне.
— Тогда надо будет прочесть это после вас, — весело заявила Кейт. — Обожаю истории про конюхов.
— Это совершенно неподходящее чтение в столь юном возрасте, — коротко бросила мисс Симпкинс и вновь принялась за книгу.
Я едва успел снова уставиться в проклятый учебник, когда дверь распахнулась и в салон шагнул Слейтер.
— Ого, какие мы сегодня прилежные, — заметил он.
Я не поднимал глаз, но следил уголком глаза, как он идет через всю комнату ко мне — грудь вперед, подбородок выпячен, словно у носовой статуи с какого-нибудь расфуфыренного корабля. Он наклонился и бросил быстрый взгляд на мой учебник.
— Ну и вздор! — хохотнул он.
— Это вздор, который я должен выучить.
— Могу уверить, это вам не нужно, — сказал Слейтер.
— Нужно, если я хочу окончить Академию.
Слейтер фыркнул:
— Там небось до сих пор изучают азбуку Морзе.
— Да, верно.
— Вот об этом я и говорю. От этих знаний толку, как от мертвых языков. Дорье выучил её в Непале, где всё ещё пользуются телеграфом.
Так уж получилось, что я неплохо знаю азбуку Морзе, но должен признать, что Слейтер прав. Я никогда не слышал, чтобы в наше время ею пользовались на кораблях.
— Похоже, вы больше стерли, чем написали, — не унимался Слейтер. — Я мог бы помочь вам.
— Спасибо, я сам справлюсь. — Я сомневался, что он понимает в вычислениях намного больше моего, но не осмелился рисковать, давая ему шанс оконфузить меня перед Кейт.
— Как угодно. Только помните: для того чтобы летать, не нужен клочок бумаги из Академии. — Он развел руками. — Взгляните на меня. Бумажки у меня нет, а я — капитан, дружище.
Я ненавидел, когда он называл меня «дружище». Я чувствовал, что это вовсе не было проявлением симпатии, — таким образом, он просто хотел поставить меня на место. И больше всего уязвляло меня то, что он был лишь ненамного старше меня.