У меня оставались считаные секунды. Я взмахнул крыльями, согнул ноги, поворачивая руль — хвост, и заложил крутой вираж. Останки корабля пронеслись мимо, не дальше чем в пятидесяти ярдах от меня, и могучий турбулентный поток перевернул меня вверх тормашками. Мне как-то удалось выправиться и вырваться из засасывающей воздушной воронки.
Не представляю, откуда я умел всё это — разве что это было моё второе «я», и у меня было такое чувство, будто крылья были у меня всегда. Сильнее ужаса был грандиозный восторг, потому что это ощущение было мне знакомо всю жизнь — из снов.
Я всё ещё быстро скользил вниз. С трудом повернув крылья под другим углом, я почувствовал, что скорость снижения замедлилась, и так до тех пор, пока оно не прекратилось вовсе. Я попробовал подняться повыше. Но в руках моих для этого было маловато силы, поэтому я принялся описывать широкие неровные круги. Ветер был очень сильный; я захлебнулся бы им, не будь мои нос и рот защищены маской. Глаза я прищурил так, что от них остались одни щелочки. Высоко наверху, как мне показалось, я разглядел темный силуэт корабля Рэта, и молил Бога, чтобы они не заметили меня — и Кейт с остальными тоже.
Я безнадежно кружил, пытаясь увидеть орнитоптер. Внизу виднелись две половинки «Гипериона», падающие в море; носовая часть была окутана дымом и пламенем. Кормовая же опрокинулась ещё больше. Единственное, что мешало ей падать отвесно, словно небоскреб, — это несколько уцелевших отсеков с гидрием ближе к середине.
Думает ли Кейт, что я всё ещё на «Гиперионе»? Наверняка она не настолько безрассудна, чтобы попытаться сесть на него, это невозможно, учитывая скорость падения и угол наклона кормы. Я надеялся, что у неё хватит благоразумия держаться на приличном расстоянии — но что она всё же будет не настолько благоразумна, чтобы отчаяться и махнуть на меня рукой. Кейт была моим единственным шансом.
Я описывал круги снова и снова, подгоняемый ветром. Внизу во все стороны до горизонта простирался Антарктический океан. Я тщетно высматривал в небе темное пятнышко крыльев орнитоптера. Жуткий холод сковал моё тело, словно глыба льда. Я не смогу летать здесь вечно. Небо расправится со мной. Кровь в моих венах превратится в лёд, сердце остановится, разум опустеет, лишившись всех мыслей, всей памяти, всего, что я успел накопить.
Носовая часть «Гипериона» достигла океана первой, беззвучно смявшись о волны. Меньше чем через минуту к ней присоединилась корма, сложившись от удара как карточный домик. «Гиперион», бороздивший небо всего мира сорок лет, превратился в обломки в считаные секунды. Изобретения, чучела, тела несчастных моряков — погибло всё. Можно было лишь удивляться, как такой огромный корабль мог вдруг превратиться в столь жалкую кучу обломков. Я подумал, что на самом деле его удерживали в небе лишь гидрий да мечты Теодора Грюнеля.
Сознание моё путалось, мысли уже начали застывать на морозе. Я заметил внизу пару крыльев и закричал, хоть и знал, что меня ни за что не услышат. Единственной надеждой было, что Кейт и остальные тоже ищут меня и как-нибудь сумеют заметить крохотное пятнышко посреди ясного неба. Крыльев больше не было видно, я в отчаянии оглядывался, не зная, куда лететь. Может, их и не было вовсе.
Меня по лицу царапнуло перо, потом ещё одно. Я был уверен, что начались галлюцинации. Но когда я посмотрел на своё правое крыло, то с ужасом увидел, что теряю перья. И быстро. Пока я таращился на левое крыло, от него отделились ещё три пера и, кружась, полетели вниз.
Орнитоптер возник словно ниоткуда, вспоров ледяное синее небо прямо передо мной. Кейт, должно быть, заметила меня, потому что летающая машина, покачав крыльями, круто развернулась и подлетела ко мне слева. Хэл отчаянно махал мне, я увидел, что Кейт направляет орнитоптер против ветра. Она подала его вперед и чуть вниз.
С меня облетали перья. Теперь на обоих моих крыльях уже зияли изрядные прорехи. Скоро я смогу летать не лучше, чем ощипанный индюк. Я описывал очередной круг. Орнитоптер находился прямо передо мной, и у меня была только одна попытка. Я планировал слишком далеко от его правого борта. Руля крыльями и хвостом, я заложил вираж вправо, чтобы выровнять наши скорости, и по диагонали устремился к орнитоптеру. Оказавшись почти над ним, я сложил крылья и спикировал вниз.
Я метил в свою пустующую кабину позади Кейт, но не попал. Вместо этого я врезался в фюзеляж прямо перед Хэлом, силясь разжать сведенные холодом пальцы и уцепиться за что-нибудь. У Хэла действовала только одна рука, и я почувствовал, как ею он крепко обхватил меня. Крылья мои хлопали и вздымались на ветру, меня едва не сдувало с орнитоптера. Надо было избавляться от них. Я рывком высвободил ноги из хвостовых стремян и просунул в пустую кабину. Окоченевшими пальцами я теребил пряжки — и вдруг мои крылья Икара отделились от меня и поплыли позади орнитоптера. Я без сил свалился на сиденье.
Кейт обернулась ко мне, широко распахнув глаза от восторга и неверия.
— Ты смог! — воскликнула она.
— Я в порядке! — прокричал в ответ я.
— Слава богу! Начинай жать на педали!
Трогательная встреча была позади, и она вернулась к своим приборам. Я впервые в жизни оказался в орнитоптере, и, честно говоря, он показался мне не слишком надежным. Он плыл по небу, как маленькая лодка по бурным волнам, подпрыгивая при каждом взмахе крыльев. Я пристроил ноги на педали и принялся за работу, заводя часовой механизм. Просто чудо, как Грюнелю удалось найти способ извлекать столько энергии из вращения малюсеньких шестеренок. Я поглядел вверх и не заметил и следа корабля Рэта. Оставалось надеяться, что он давно улетел, решив, что мы погибли вместе с «Гиперионом».
Я перегнулся вперед и прокричал Кейт на ухо:
— Какой наш план?
Она чуть повернула голову:
— Ищем «Сагу»!
Хэл похлопал меня по плечу, и я обернулся к нему. Он описал рукой круг, и я понял, что он хочет, чтобы Кейт направила орнитоптер по кругу и мы смогли бы высматривать его корабль. Я передал его послание Кейт, она кивнула и начала медленно поворачивать машину. Должен признать, что та оказалась более послушной, чем я ожидал, и легко слушалась руля, несмотря на свирепый ветер.
Я бросил взгляд назад, на Надиру, и с облегчением увидел, что она ещё в сознании, хоть и слишком слаба, чтобы как следует жать на педали. Остальным придется трудиться за неё. Я прикинул, что мы сейчас находимся на высоте около пятнадцати тысяч футов, и, хоть воздух здесь был уже не такой разреженный, мы все были в масках. Нам понадобятся все наши силы, и дополнительный кислород обострит наше зрение.
Я обшаривал глазами небо, выискивая «Сагарматху». Если он спешит сейчас туда, где они в последний раз видели «Гиперион», то мы, по крайней мере, находимся в нужном месте, хоть и неизвестно, на какой высоте «Сага» будет подходить к нему. Больше всего я боялся, что они увидели, как «Гиперион» рухнул в море, и решили, что мы погибли вместе с кораблем.
Я понимал, что мы не сможем жать на педали вечно, но не стал ничего говорить. До берега нам ни за что не добраться. Ноги мои ныли от боли, ужасно велико было искушение остановиться и отдохнуть. Я уцелел в свободном падении для того лишь, чтобы упасть снова. Но, глядя в затылок Кейт, укутанный капюшоном, напряженно склоненный над приборами, я чувствовал странное спокойствие. Разбиться о волны — это быстрая смерть. Мы будем вместе.