— Если отвезти чего, то сейчас не могу, с сожалением отозвался водитель, — сам видишь, вся машина этими тварями заставлена! Пока не избавлюсь от них, паразиток, ничего взять не могу!

— За что ты их так не любишь? — осведомился Маркиз.

— Да надоели хуже горькой редьки! Ну до чего птица беспокойная! И орут, и стрекочут! Недаром баб, которые балаболки, с сороками сравнивают!

— Часто их возишь? — лениво полюбопытствовал Маркиз.

— Да в последнее время почитай каждую неделю!

— И кому же они так нужны? Вроде бы птица бесполезная…

— И сам в толк не возьму! — признался водитель. — Вожу их все время в одно и то же место, там баба одна хозяйка. Не старая, видная из себя даже. Но…

Выскочила Лорелея, сунула водителю какую-то бумажку, стрельнула любопытными голубыми глазами в Маркиза и скрылась за дверью. Маркиз подсел в фургончик, они отъехали в сторонку, и торг продолжился.

В результате водитель получил энное количество денег и два часа свободного времени, а Леня — возможность отвести ценный груз в виде восьми сорок по нужному адресу. Водитель все колебался, тогда Леня предложил ему в залог свою машину. То есть не совсем свою; новенькую «десятку» Ухо угнал сегодня утром по Лениной просьбе. На своей машине Леня на дело никогда не ездил.

— Ты это… — водитель отвел глаза, — поосторожней с ней, с бабой этой. Сорок при ней не ругай, и боже упаси что-то ей поперек сказать! Я как ни съезжу туда — так обязательно какая-нибудь неприятность случится. То голова разболится так, что сил нет терпеть, то, извиняюсь, расстройство желудка приключится, так что от сортира не отойти, а то и вовсе на такого зверя-гаишника налетишь, что полтинником не отделаешься, сотни на две, не меньше…

Леня понял, что он на правильном пути.

Ехать было недалеко, на Петроградскую сторону. Улица называлась Зверинская, и жители города знают, что улица эта ведет прямиком к Зоопарку, оттого и получила свое название. Летними ночами при открытых окнах обитатели близлежащих кварталов могут слышать крики обезьян и рычание льва.

Днем на улице было тихо, машин почти не было. Следуя подробным указаниям водителя, Леня въехал в небольшой тупичок между домами, где удобно было поставить фургон, и посигналил. С одной стороны был бетонный забор, который юное поколение жителей Зверинской улицы расписало разными выразительными картинками, с другой — стена дома без окон, но с дверью. На звук открылась железная дверь в стене, и выглянул мордатый охранник.

— Заноси!

— Помог бы, — ворчал Маркиз, войдя в роль, — хоть дверь бы, что ли, подержал…

— Ты, дядя, новенький, что ли? — пригляделся охранник.

— На старенького, — буркнул Маркиз, запыхаясь.

Клетки были страшно неудобными, да еще вредные сороки норовили клюнуть в руку. Маркиз нарочно делал все медленно и дождался, что охраннику надоело за ним наблюдать, и он ушел. Леня доставил последнюю клетку и скользнул по коридору в противоположную от двери сторону.

В помещении было тихо, только издалека доносился ровный голос, который, судя по интонации, с кем-то беседовал по телефону. Леня наугад раскрыл первую дверь, там оказалось подсобное помещение, набитое разным хламом. Голос, однако, стал слышнее, тогда Леня протиснулся между ломаным круглым столиком, пыльным неподъемным фолиантом и какими-то узлами, едва не своротил чугунный треножник и замер возле узкого окошка. Окошко, как бывает в старых домах, выходило не на улицу, а в соседнее помещение. Очевидно, прежним жильцам квартиры оно создавало некоторые неудобства, поэтому когда-то было заколочено досками. Но сучок вывалился из старой доски, и Леня приник глазом к дырочке.

Он увидел светлую комнату, из предметов мебели в ней были обычный письменный стол и массивное кресло, обитое черной кожей. На столе стояла большая клетка, где помещались три сороки. В кресле сидела женщина — не молоденькая, но и не старуха, и говорила сорокам звучным, несколько хрипловатым голосом:

— Так, мои милые, а теперь повторим урок. Начали!

Леня не верил своим глазам. Сороки по команде дружно вылетели из клетки и уселись рядышком на подоконнике. Затем каждая по очереди подлетала к креслу и садилась на спинку, как любит делать попугай Перришон. Но попугай это делает только по собственной охоте, сороки же подчинялись приказам.

— Умницы, — ласково приговаривала женщина, — молодцы девочки… Теперь продолжим.

Сороки снова залетели в клетку, а женщина встала и подошла к окну. Стало видно, что она необычайно высока ростом.

Одета она была просто — в черную трикотажную блузку и свободные брюки, одежда сидела на ней отлично. Маркиз вспомнил, как охарактеризовал ее водитель — «из себя видная». Гордая посадка головы, пышные черные волосы, звучный голос… Женщину можно было бы назвать красивой, хотя красота ее не привлекала, а скорее отталкивала. Было в ней что-то неприятное, зловещее.

Женщина положила на подоконник блестящее колечко и хлопнула в ладоши. Тотчас одна из сорок вылетела из клетки, схватила колечко и поднесла его женщине. Тот же номер проделали остальные две, только последняя сорока слегка замешкалась перед тем как отдать кольцо, очевидно, ей жаль было с ним расставаться. Тогда женщина осторожно отняла кольцо у сороки и взамен его вложила в клюв плотно сложенный кусочек блестящей фольги.

«Ну и ну! — дивился Леня. — Вот так номер! Тетка-то дрессировщица, ей бы в цирке с сороками выступать! Хотя в цирке конечно она столько денег не получит…»

Вдруг женщина насторожилась и повернула голову в его сторону.

— Кто здесь?

Маркиз неслышно отступил от окна и представил себя вторым чугунным треножником. Или фолиантом, хотя лучше не надо, черт знает, что в этом фолианте написано… Неужели проклятая баба умеет читать мысли?

Сороки заволновались, застрекотали, залетали по комнате.

— Тише, тише! — Женщина отвлеклась, и Леня выскользнул из кладовки, сделав самое протокольное выражение лица.

Все-таки он столкнулся с ней в коридоре.

— А кто мне накладную подпишет? — заорал Маркиз, не дожидаясь, пока его спросят, какого черта он тут шляется. — Сами сорок требуют, а сами и не чешутся…

Он вспомнил, что водитель советовал женщине не хамить и поскорее выхватил свою бумажку, стараясь не встречаться с ней глазами. На обратном пути голова все-таки разболелась.

* * *

— Не взял? — мрачно осведомился директор, неприязненно глядя на своего подчиненного.

— Не взял, Сан Саныч! — с тяжелым вздохом ответил тот, опустив голову. — Мне и Сидорчук говорил, что он не берет!

— Да такого быть не может! — заревел директор, как медведь гризли, не вовремя разбуженный пьяными геологами. — Чтобы инспектор пожарного надзора не брал взяток?