И в тот момент, когда он подвергал критическому анализу это стихотворение, в дверь постучали. Сим открыл и увидел на пороге страшного, грязного, оборванного, заросшего спутанной бородой странника с котомкой за плечами. Странник попросил воды, а напившись и смахнув с бороды капли, посмотрел пристально и спросил:
— Как тебя звать, малец?
Сим ответил:
— Сим.
— Правильно, — сказал странник. — Сим. Так вот, послушай меня и запомни, вьюнош, что я тебе скажу: быть тебе царем на Руси. Будешь ты Сим Первый.
С этими словами странник исчез, словно испарился.
Сим, по его собственному признанию, был мальчик впечатлительный, и слова, сказанные странником, произвели в душе его очень глубокое смущение.
Оставшись один, он опять пытался учить те же стихи, но они больше не лезли в голову. В голову лезли, наоборот, самые неожиданные и довольно даже странные для пионера мысли.
А соколов этих люди все узнали:
Первый сокол-Ленин,
Второй сокол-Сталин…
— А третий сокол — я! — вдруг сам себе сказал Сим и, как сам же пишет, тут же возбудился от острого предчувствия своей необычайной судьбы.
Он поведал о необыкновенном старце матери. Удрученная тем, что опять не приняли передачу, она вроде бы сначала пропустила его рассказ мимо ушей, а потом насторожилась, попросила повторить все сначала и долго выспрашивала, что за старец, да как выглядел, да в чем одет. Она обругала Сима за излишнюю доверчивость, велела впредь всегда спрашивать, кто стучит, и никогда не открывать дверь незнакомцам.
— Мама, — спросил Сим, — а почему он сказал, что я буду царем?
— Мало ли сумасшедших ходит, — сказала мать. — Что им в голову придет, то и лепят. Головы малолеткам задуривают. Дать бы им каждому по пятьдесят восьмой статье.
Но в ту же ночь, взяв с него ужасную клятву, она открыла ему тайну его необыкновенного происхождения.
… Тайна эта заключалась в том, что Сим Глебыч Карнавалов не был отцом Сим Симыча. Его истинным отцом был Николай Александрович Романов, император и самодержец Всероссийский…
Мать Сим Симыча Екатерина Петровна рассказала ему, что как раз перед самой революцией, в то время как ее муж комиссарил на крейсере Аврора, она работала прачкой в Зимнем дворце и там у нее состоялась интимная встреча с самодержцем. Причем царь пошел на это не из каких-то там распутных соображений, а исключительно ради сохранения Российской короны. Он чувствовал, что скоро так или иначе грянет революция, а наследник тяжело болен и вообще будущее туманно. Поэтому император по соглашению со своей супругой Алике решился на такой необычный шаг. И в ночь их тайного свидания христом-богом молил Екатерину Петровну, если Господь пошлет мальчика, хранить его как зеницу ока и только в нужный час, когда будет знак свыше, открыть ему, кто он есть на самом деле.
Пока я читал, оба деятеля БЕЗО, Берий и Дзержин, заглядывали мне через плечо, следили за моей реакцией и проявляли очень большое нетерпение. И как только я оторвал голову на секунду, чтобы осмыслить прочитанное, Берий, не давая мне опомниться, тут же меня спросил, что я обо всем этом думаю.
— Это какой-то бред, — сказал я.
— Правда? — переспросил быстро Берий Ильич. — Правда, бред? Вы так думаете? Почему?
— Да по всему, — сказал я. — Возьмите хотя бы сроки. Симыч родился в двадцать шестом году. Я не знаю, может быть, некоторых гениев вынашивают не девять месяцев, а девять лет, тогда, конечно… Но, правду сказать, я вообще-то не совсем понимаю, почему утверждения Карнавалова вас так смущают. Ведь то, что он говорит, это просто абсурд.
— Вот именно что абсурд, — согласился маршал. — Но дело в том, что, как показывает исторический опыт, именно абсурдные или даже, сказать точнее, идиотские идеи как раз легче всего овладевают умами масс. И поэтому это Сим… Кстати, вы случайно не знаете, почему у него такое странное имя?
Это я как раз случайно знал, потому что историю происхождения его имени слышал от самого Сим Симыча личными своими ушами. Дело в том, что его настоящего отца соратники тоже звали Симом, хотя полное имя его было Симеон. А если с отчеством, то Симеон Глебович. Но ему нравилось, когда его звали Симом. И сына решил так назвать. А когда его спросили, что же это имя может означать, он сказал:
— Это очень просто. Сим — это значит Симирный Интернационал Молодежи.
Кто-то ему сказал:
— Глебыч, так не идет. Интернационал не симирный, а всемирный. Ты должен в таком случае назвать своего сына Вим.
Он сказал:
— Нет, Сим. Пусть тогда это будет: Смерть Иксплуататорам Мира.
Ему сказали, не ик-, а эксплуататорам, тогда ты должен назвать своего сына Сэм. Карнавалов решительно отверг: нет, говорит, Сэм — имя буржуазное, пусть все равно будет Сим.
— Это он вам сам говорил? — спросил маршал.
— Конечно, сам. И не один раз.
— А вы не могли бы рассказать об это публично? — спросил Дзержин, до того долго молчавший.
— Почему бы нет? Если вы мне организуете встречу с читателями.
— Ну конечно, организуем, — перебил маршал. — Как вы видите, мы именно этим и занимаемся. Именно для этого создан Юбилейный комитет, проводится массовая кампания и даже готовится к изданию этот вот ваш роман. В празднике примут участие лучшие люди нашей республики, выдающиеся артисты прочтут отрывки из ваших произведений, а также, может быть, что-нибудь станцуют и споют. Может быть, даже, — он лукаво сощурился, — исполнят какую-нибудь вашу любимую украинскую песню. Но у нас есть к вам просьба, и на том же настаивает Редакционная Комиссия, чтобы вы вычеркнули этого вашего Сима. Он нисколько вашу книгу не украшает, а напротив, даже делает ее такой, знаете, неуклюжей, тяжеловесной. Вычеркните его, и все. Что вы думаете об этом?
Правду сказать, я об этом вообще ничего не думал. Потому что, кроме главы Новое о Симе, ничего еще не читал.
Я думал, что они, естественно, предложат мне сразу прочесть всю книгу, но они как-то засмущались, и по некоторым высказываниям маршала я понял, что они боятся давать мне мою собственную книгу, потому что, прочтя ее, я могу попасть под ее влияние. Правда, Дзержин тут же сообразил и сказал маршалу, что если я книгу прочту, попаду под влияние, но потом исправлю и опять прочту, то в результате я в конце концов попаду под благотворное влияние исправленной книги, а это хорошо.
Маршал подумал и сказал, что Дзержин, пожалуй, прав, возможно, мне даже стоит дать прочитать мою книгу, и он попробует этого добиться. Может быть, ему удастся пробить этот вопрос через Верховный Пятиугольник, уговорить Редакционную Комиссию, ради этого он готов еще раз добиться приема у Горизонта Тимофеевича.
— Ну что вы! — сказал я. — Ну зачем же лишний раз тревожить старого человека из-за такой ерунды? Почему вы не можете без всяких пятиугольников и комиссий просто дать мне эту книжку хотя бы на одну ночь? Я прочту и сразу же вам верну.