— Пара недель.
— А когда будет вынесен приговор Этти?
Пауза.
— Послезавтра.
— В таком случае, полагаю, у нас нет пары недель, так?
Пеллэм не отрывал взгляда от строительной площадки на противоположной стороне улицы. Обернутую бумагой скульптуру бесцеремонно, словно простую балку, опустили на постамент. Прохожие с любопытством таращились на нее, пытаясь определить, что же это такое. Однако рабочие удалились, так и не сняв бумагу.
Снова надев костюм от Армани и водрузив на голову украденную строительную каску, низко надвинув ее на лоб, Джон Пеллэм невозмутимо вошел в вестибюль Башни Маккенны. Эта часть небоскреба была уже практически доделана и сдана первым арендаторам — в том числе, здесь разместились администрации двух строительных компаний Маккенны и агентство недвижимости, занимающееся арендой остальных помещений небоскреба.
Деловитый вид Пеллэма убедил всех в том, что он здесь свой, и торопится по какому-то важному делу, поэтому его лучше не беспокоить.
Никто его и не побеспокоил.
Сжимая в руке папку, Пеллэм прошел мимо ряда секретарш и смело распахнул массивную дубовую дверь, настолько внушительную, что именно за ней должен был располагаться кабинет самого Маккенны — который пять минут назад на глазах у Пеллэма покинул здание. Пеллэм заранее подготовил и отрепетировал несколько объяснений для подручных подрядчика, однако его актерское дарование оказалось на этот раз невостребованным, поскольку в помещении никого не было.
Пеллэм подошел к столу, на котором стояли две фотографии в рамках: на одной была снята жена Маккенны, на другой — двое его детей. Джоли смотрела из дорогой рамки с широкой фальшивой улыбкой. Мальчик и девочка на другом снимке вообще не улыбались.
Пеллэм начал со шкафов. За пятнадцать минут он бегло изучил сотни писем и финансовых и юридических документов, но ни в одном из них не было упоминания о фонде Святого Августина или зданиях на Тридцать шестой улице.
Небольшой ящичек письменного стола был заперт. Пеллэм избрал фронтальный подход — стал искать на столе ножик для вскрытия писем, чтобы выломать замок. Но только он нашел ножик в верхнем правом ящике, как кабинет наполнился зычным голосом:
— Хороший костюм. — Пеллэму показалось, в голосе прозвучал ирландский акцент. Он застыл. — Но вам он не идет. Вам больше подходят джинсы.
Пеллэм медленно поднялся.
В дверях стоял Роджер Маккенна. Рядом с ним застыл угрюмый телохранитель, сунувший руку во внутренний карман пиджака. Пеллэм, опасавшийся металлодетекторов на входе в Башню, оставил свой «кольт» в конторе Бейли.
Он встревоженно перевел взгляд с одного мужчины на другого.
— Мы вас искали, — продолжал Маккенна. — И подумать только — вы сам изволили пожаловать ко мне в гости.
Подрядчик кивнул своему помощнику, и тот опустил что-то на стол. Это была видеокамера Пеллэма. Всего несколько часов назад она еще была спрятана в гардеробе в спальне квартиры Пеллэма в Ист-Вилледже. Пеллэму очень захотелось узнать, целы ли остальные кассеты с отснятым материалом.
Маккенна сказал:
— Предлагаю немного прокатиться.
Он открыл боковую дверь, за которой находился гараж, где стоял сверкающий лимузин «Мерседес».
Подхватив видеокамеру, помощник кивком указал Пеллэму на дверь.
Тот начал было что-то говорить, но Маккенна поднес к губам длинный указательный палец.
— Ну что вы можете мне сказать? Что ищите правду? Что хотели сделать как лучше? Готов поспорить, у вас есть ответы на все. Но я не желаю их слушать. Садитесь живо в машину.
Восемь кварталов они проехали молча.
Наконец где-то в районе Сороковых улиц в самом конце Вест-Сайда лимузин остановился перед старым, обшарпанным зданием. Облупившаяся краска напоминала грязные белые конфетти. Сгнившая деревянная отделка была свалена у двери черного входа рядом с многочисленными мешками с мусором.
Маккенна указал на здание.
— Арти!
Открыв дверь лимузина, телохранитель крепко схватил Пеллэма за руку и потащил к черному входу. Распахнув плечом дверь, он толкнул Пеллэма вперед и подождал Маккенну.
Вдоль по длинному, темному коридору. Первым шел подрядчик. За ним следовал Пеллэм, а замыкал шествие телохранитель Арти, державший видеокамеру словно ручной пулемет.
Пеллэм, прищурившись, озирался по сторонам, дожидаясь, когда его глаза привыкнут к полумраку. Сунув руку в рукав, он нащупал рукоятку ножа для разрезания конвертов, прихваченного в кабинете Маккенны. Ножик был короткий и тонкий, но по своему тюремному опыту Пеллэм знал, как много неприятностей может доставить самое безобидное оружие.
Коридор был освещен одинокой тусклой лампочкой без абажура. Пеллэм закашлял, надышавшись запахами плесени и застарелой мочи. Что-то мелькнуло под ногами.
— Господи, — пробормотал Маккенна, провожая взглядом равнодушно разгуливающую по коридору здоровенную крысу.
Пеллэм, не обращая на крысу внимания, снова стиснул в руке ножик. Нащупал пальцем острие. Попытался почерпнуть в этом уверенности. Не смог.
Вдруг послышался звук.
Пеллэм сбавил шаг, услышав слабое завывание на высокой ноте. Похожее на женский крик. Телевизор? Нет, это был живой человеческий голос. Пеллэм почувствовал, как у него волосы на затылке встают дыбом.
— Идем дальше, — приказал Маккенна.
Маленькая процессия прошла до самого конца коридора. Остановилась.
Пронзительное, леденящее душу завывание становилось все громче и громче.
Пеллэм попытался прогнать из мыслей этот звук, сосредоточившись на том, что ему сейчас предстоит сделать. Его ноги задрожали от напряжения. Вот он, самый подходящий момент. Правая рука Пеллэма скользнула в левый рукав.
Маккенна снова кивнул Арти.
Громкость завываний нарастала. Двое, а то и трое человек вопили от нестерпимой боли. Телохранитель бесцеремонно толкнул Пеллэма вперед. Тот, стиснув зубы, сделал шаг, вытаскивая из рукава ножик.
Толчком распахнув дверь, Арти шагнул внутрь.
Первым делом надо будет полоснуть ножом именно Арти — целясь в глаза. Затем попытаться вырвать у него пистолет. Если повезет…
Переступив через порог, Пеллэм застыл на месте, растерянно сжимая в руке ножик.
Что это такое?
Пеллэм оглянулся на подрядчика и верзилу-телохранителя. Маккенна нетерпеливо махнул рукой, и Пеллэм, подчиняясь этому молчаливому приказу, пошел вперед — однако двигался он очень осторожно, ибо ему приходилось маневрировать между целым морем маленьких детей. В противоположном конце комнаты сидела бледная, рыхлая женщина в выцветшей голубой футболке и буро-коричневых шортах, качавшая на руках самого громкого крикуна — того самого младенца, чей голос был слышен в коридоре. Отняв у малыша бутылочку с молочной смесью, женщина с изумлением и гневом уставилась на вошедших.