— Я не…
— И я могу вас заверить, юная леди, что я не трачу его впустую. Все дела, которые я получаю, я просматриваю и возвращаю обратно. А теперь скажите мне, что за дело вас так заинтересовало?
Амелия начала говорить, но потом замолчала. Внезапно она поняла, что он ничего не должен знать. Все, что сейчас произошло, было несколько странно. Логически рассуждая, если Джеффрису было что скрывать, вряд ли он стал бы вести себя столь вызывающе. Хотя, с другой стороны, возможно, он разыграл перед ней всю эту комедию, чтобы развеять подозрения. Амелия припоминала подробности собственного поведения. Она дала их сотруднице только номер дела и не назвала имени Сарковски. Скорее всего, рассеянная дамочка не запомнила длинный набор цифр.
— Я бы предпочла ничего не рассказывать, — спокойно произнесла Амелия.
От удивления он даже заморгал.
— Вы?..
— Я не стану вам ничего говорить.
Джеффрис кивнул. На первый взгляд он взял себя в руки и успокоился. Вдруг он наклонился вперед и изо всей силы саданул ладонью по столу.
— Вам придется мне все выложить, черт вас возьми! Я требую назвать дело! Немедленно.
— Нет.
— Я потребую вашего отстранения за неподчинение приказу старшего по званию.
— Делайте так, как считаете нужным, инспектор.
— Вы сейчас же сообщите мне название дела!
— Нет, я не стану вам ничего говорить.
— Я позвоню вашему начальнику. — В его голосе появились хрипота и истерические нотки. У Амелии возникли подозрения, что он может применить к ней физическое насилие.
— Он ничего не знает о деле.
— Вы очень наивны, — злобно процедил сквозь зубы Джеффрис. — Считаете, что у вас имеется золотой значок и вы все знаете. Но вы ведь дитя, всего лишь дитя, и при этом слишком самоуверенное. Вы приходите в мое отделение, обвиняете меня в том, что я ворую дела…
— Я вас ни в чем не обвиняла…
— Открытое неповиновение: вы оскорбляете меня, перебиваете. Вы вообще не имеете ни малейшего представления о том, что значит быть полицейским.
Амелия спокойно смотрела на него. Она словно перенеслась совсем в другое место — в своё личное подвальное убежище от ураганов. Она понимала, что нынешнее поведение может в будущем иметь для нее катастрофические последствия, но в данный момент Джеффрис не сможет ее и пальцем тронуть.
— Я ухожу.
— У вас будут очень серьезные проблемы, юная леди. Я прекрасно запомнил ваш личный номер. Пять-восемь-восемь-пять. Думаете, я не обратил на него внимание? Будьте уверены, я добьюсь, что вас переведут в простые клерки. На собственной шкуре почувствуете, что значит весь день перекладывать бумаги из одной стопки в другую. Будете знать, как приходить в отделение и оскорблять начальника!
Амелия прошла мимо него, распахнула дверь и вышла в коридор. И только тут почувствовала, как дрожат у нее руки и как сильно бьется сердце.
А голос Джеффриса, истерический и злобный, продолжал раздаваться у нее за спиной:
— Я запомнил ваш личный номер. Я сейчас же позвоню. И если вы еще раз заявитесь в мое отделение, вы сильно об этом пожалеете. Вы слышите меня, юная леди?
Сержант армии США Люси Рихтер заперла дверь своей старой квартиры в Гринич-Виллидж и направилась в спальню, где сняла с себя форму темно-зеленого цвета, сверкающую ровненькими планками и наградными лентами. Ей хотелось швырнуть одежду прямо на кровать, но, подавив в себе этот бунтарский импульс, Люси расправила ее и повесила в стенной шкаф. Там же она разместила и блузку. Удостоверение и значок, полученный от органов охраны, она положила в нагрудный карман, туда, где они всегда и лежали. Туфли тщательно вытерла и почистила, прежде чем поставить в шкафчик для обуви.
Затем Люси поспешно приняла душ, завернулась в старый розовый халат, уселась на протертый ковер на полу спальни и выглянула в окно. Ей сразу бросились в глаза здания на противоположной стороне Бэрроу-стрит, огни, мерцающие между гнущимися под ветром деревьями, и луна, белая на черном небе над Нижним Манхэттеном. Знакомая картина, которая ее всегда успокаивала. Вот так она сидела здесь и смотрела в окно на тот же самый вид, когда еще была маленькой девочкой.
Люси некоторое время провела за границей и сейчас вернулась домой в отпуск. И понемногу начинала приходить в себя от нарушения суточных биоритмов и легкой дурноты и сонливости, которые почти постоянно сопровождали ее после возвращения. И вот теперь, пока муж еще не пришел с работы, она решила просто посидеть на полу и, глядя в окно, поразмышлять об очень далеком и совсем близком прошлом.
И о будущем, конечно, тоже. «Часы, которые нам еще предстоит прожить, гораздо больше занимают наши мысли, чем те, которые мы уже прожили», — думала Люси.
Она выросла в этой квартире в самом уютном районе Манхэттена. Ей здесь очень нравилось. И когда родители Люси переехали в другой район, они оставили квартиру своей двадцатидвухлетней дочери. Три года спустя, когда друг Люси сделал ей предложение, она приняла его с одним условием: жить они будут только здесь.
Люси была энергичной молодой женщиной, и потому ей очень нравилась жизнь в Гринич-Виллидж. Ей нравилось жить здесь, общаться с друзьями, работать в кафе или убирать в офисах (она ушла из колледжа, но тем не менее среди сверстников выделялась особым упорством и трудолюбием). Люси была без ума от особой культуры и от странностей своего района. Она обожала сидеть на полу и смотреть в окно, выходившее на юг, на потрясающий пейзаж уникального города, думая о будущем или не думая ни о чем.
А затем пришли те сентябрьские дни, и из своего окна она увидела все: языки пламени, дым и потом свой любимый пейзаж, жутко изуродованный.
Облик ее города и ее жизни за один день полностью изменился.
Какое-то время Люси продолжала жить так, как жила, испытывая большее или меньшее удовольствие от жизни, и ждала, пока гнев и боль пройдут и пустота заполнится. Этого так и не произошло. И вот однажды худенькая девушка, член демократической партии, любившая смотреть «Зайнфельдов» [10] и печь свой собственный хлеб из натуральной муки, вышла из квартирки в Гринич-Виллидж, села на электричку, которая отвезла ее на Таймс-сквер, где она записалась в армию.
Она обо всем рассказала мужу, своему Бобу. Тот крепко обнял ее, поцеловал в лоб и не пытался отговаривать. (По двум причинам: во-первых, имея обширный опыт службы в военно-морском флоте, Боб полагал, что армейская закалка не может никому повредить. А во-вторых, знал, что Люси обладает безошибочной интуицией и всегда делает то, что нужно.)
Первоначальная подготовка, которую она проходила в пыльном Техасе, затем командировка за океан — Боб некоторое время провел с ней; его босс в компании по доставке отличался особым патриотизмом, а квартиру они на целый год сдали. За это время Люси выучила немецкий, освоила все существующие виды транспорта и узнала одну важную вещь о себе: что у нее есть неплохие организаторские способности. Ей доверили руководство топливозаправщиками, развозившими горючее туда, где в нем возникала необходимость.