Неожиданно она поймала на себе пристальный взгляд Амелии.
– Что теперь будешь делать? – спросила детектив.
Женева посмотрела на отца. А что теперь будет? У нее объявился родственник, все так. Только ему даже в городе оставаться запрещено. Ее снова попытаются отправить в приют.
Амелия перевела взгляд с Женевы на Линкольна Райма:
– Пока дело не утрясется, почему бы не оставить все как есть? Пусть Женева пока поживет у тебя.
– Здесь? – удивилась девушка.
– Твой отец должен вернуться в Буффало, чтобы решить там свои вопросы.
«Как будто остаться с ним – это вариант», – подумала Женева, но промолчала.
– Отличная мысль. – Голос Тома. – Стало быть, решено. Ты остаешься здесь.
– Ну что, согласна? – спросила Амелия.
Женева не понимала, почему все так хотят, чтобы она осталась. Она с самого начала ожидала подвоха. Или в ней просто говорит подозрительность, воспитанная долгими годами одиночества? Вдруг вспомнилось старое присловье: «Твоя семья там, где ты ее найдешь».
Она решилась:
– Конечно, согласна.
* * *
Два охранника привели закованного в наручники Томпсона Бойда в лабораторию Райма и предъявили его детективам. Женева находилась в комнате наверху, на этот раз под присмотром Барб Линч.
Райм редко изъявлял желание встретиться с преступником лицом к лицу. Как ученого в работе его привлекал азарт, жажда погони, а не физическое воплощение подозреваемого. Злорадствовать перед пойманным им человеком желания он не имел. Оправдания и мольбы оставляли его равнодушным, угрозы не задевали.
Сейчас он хотел быть абсолютно уверенным, что жизни Женевы Сеттл больше ничто не грозит. Хотел лично оценить преступника.
Бойд, весь замотанный бинтами после схватки с Сакс, обвел лабораторию взглядом. Оборудование, таблицы на досках. Инвалидное кресло.
Ноль эмоций – ни искорки удивления, ни проблеска интереса. Даже когда он увидел Сакс, только кивнул. Словно забыл, что она едва не выбила ему булыжником все мозги.
«Когда его спросили, что он чувствовал, когда сидел там на стуле, он сказал, что никак, ничего не чувствовал. Только вроде как онемение. Ближе к концу он часто так говорил, что чувствует онемение».
– Как вы меня нашли? – спросил он.
– Пара мелких деталей, – ответил Райм. – Во-первых, ты выбрал не ту карту из колоды таро. Она навела меня на мысль о казнях.
– «Повешенный». – Бойд кивнул. – Верно. Об этом я не подумал. Мне она показалась достаточно устрашающей. Оставил, чтобы сбить вас с толку.
– Фамилию мы вычислили, – продолжил Райм, – благодаря твоей привычке.
– Привычке?
– Насвистывать.
– Тоже верно. Стараюсь сдерживаться, когда на деле, но иногда само собой вырывается. Значит, вы разговаривали…
– Да, поговорили кое с кем из Техаса.
Бойд кивнул и, щуря саднящие глаза, уставился на Райма:
– Значит, вы знаете о Чарли Такере? Этом жалком подобии человека. Он отравлял моим людям последние дни жизни, грозил им адским пламенем, нес всякую чушь про Иисуса и прочее.
«Мои люди…»
– Бани Аль-Дахаб был единственным твоим заказчиком? – спросила Сакс.
Бойд удивленно сморгнул – впервые на его лице промелькнула настоящая человеческая эмоция.
– Как?..
Он замолчал.
– Бомба сработала раньше времени. Или он покончил с собой.
Бойд отрицательно мотнул головой.
– Нет, самоубийцей он не был. Скорее бомба детонировала случайно, неаккуратный он был человек… чересчур порывистый. Все делал не по инструкции. Наверное, поспешил с приведением в боевую готовность.
– Как вы с ним встретились?
– Он мне позвонил. Узнал от кого-то в тюрьме мое имя. Исламские связи.
Вот оно что. Райм долго гадал, как охранник из техасской тюрьмы мог спутаться с исламистами.
– Чокнутые, – сказал Бойд. – Но деньги у них есть, у арабов.
– А Джон Эрл Уилсон? Он собирал для тебя взрывные устройства?
– Так точно, сэр. Джонни. – Киллер помотал головой. – Вам и о нем известно? Должен признать, вы молодцы.
– Где его найти?
– Понятия не имею. Мы оставляли сообщения на ящике голосовой почты с уличных автоматов. Встречались всегда в людных местах. Ни разу лишним словом не обменялись.
– Об Аль-Дахабе и бомбах с тобой будут беседовать федералы. Мы хотим знать насчет Женевы. Кто-то еще желает ей навредить?
Бойд мотнул головой.
– Судя по тому, что он мне рассказывал, Аль-Дахаб был одиночкой. Может, и связан с кем-то на Ближнем Востоке, но здесь – ни с кем. Никому не доверял.
Сакс зловеще предупредила:
– Если ты лжешь, если с ней что-то произойдет, мы позаботимся, чтобы остаток жизни показался тебе адом.
– Каким образом? – как будто с искренним интересом спросил Бойд.
– Ты убил библиотекаря, доктора Бэрри. Пытался убить офицера полиции. Тебе светит несколько пожизненных сроков. Мы также детально расследуем смерть девушки, погибшей вчера на Кэнал-стрит. Кто-то столкнул ее под колеса автобуса недалеко от того места, где ты уходил с Элизабет-стрит. Сейчас твои фотографии просматривают свидетели. Свободы тебе не видать.
Бойд дернул плечами:
– Мне все равно.
– Тебе безразлично? – спросила Сакс.
– Знаю, вам меня не понять. И за это я вас не виню. Но, видите ли, тюрьма мне не страшна. Задеть вы меня ничем не сможете – я уже мертвец. Убить кого-то или спасти чью-то жизнь – мне все одно. – Он посмотрел на Амелию, которая сверлила его взглядом, и сказал: – Узнаю ваш взгляд. Вы сейчас думаете: что же это за выродок? Ну, вы меня таким и сделали.
– Неужели? – спросила Сакс.
– Вам известно, кем я работал.
– Приводил в исполнение смертные приговоры, – сказал Райм.
– Так точно, сэр. И вот что я вам расскажу: можно найти имена всех, кого на законных основаниях казнили в этой стране. Их очень много. Можно найти имена губернаторов, которые дожидались полуночи или утра, чтобы утвердить помилование. Имена всех жертв, убитых приговоренными, а часто также имена их родственников. Но догадываетесь, чьих имен вы никогда не найдете? – Он оглядел стоящих вокруг полицейских. – Наших. Имена тех, чья работа – нажимать кнопку… исполнителей. О нас не помнят. Каждый любит порассуждать о том, как смертная казнь влияет на семьи приговоренных, на общество, на семьи жертв. Не говоря уже о том человеке, которому отведена роль овцы на заклание. А на нас, исполнителей, всем плевать, никто не задумывается, что происходит с нами.