Профессор удивленно хохотнул.
– Действительно, так и есть. Правда, не для себя лично: помогаю одной школьнице подобрать материал. Она как раз у меня.
Слава Богу. Она все еще там. Можно покончить с этим раз и навсегда и спокойно жить дальше.
Эшбери объяснил, что привез из Филадельфии множество материалов. Не захотят ли девушка с профессором на них взглянуть?
Матерс ответил, что определенно посмотрят, поблагодарил его и спросил, когда было бы удобнее встретиться.
Когда-то семнадцатилетний Билли Эшбери напоминал престарелому лавочнику, приставив ему к ноге нож, что прошел срок платить за «крышу». И если тот немедленно не расплатится, то за каждый просроченный день лезвие оставит на ноге дюймовый след. Таким же спокойным голосом, как тогда, он сказал Матерсу:
– Я уезжаю сегодня вечером, но мог бы заскочить к вам прямо сейчас. Вы можете сделать копии, если понадобится. У вас есть ксерокс?
– Да, да, есть.
– Через несколько минут буду.
Он повесил трубку, сунул руку в коробку, с легким щелчком снял ружье с предохранителя и направился к зданию, шагая сквозь миниатюрные вихри осенних листьев, которые поднимал и кружил холодный ветер.
– Профессор?
– Вы Стив Мейси? – Безвкусно одетый, с бабочкой, в твидовом пиджаке, профессор смотрел на него из-за стопок бумаг, которыми был завален стол.
– Да, сэр. – Эшбери улыбнулся.
– Я Ричард Матерс. А это Женева Сеттл.
Невысокого роста девушка с такой же темной, как у профессора, кожей подняла на него глаза и кивнула, затем с интересом уставилась на коробку. Такая молоденькая… Сможет ли он ее убить?
Но в голове тут же сверкнул образ дочери в свадебном платье на причале за летним домиком, следом пронеслась череда мыслей: тюнингованный «мерседес», который просит жена, членство в гольф-клубе «Огаста», сегодняшний ужин в «Л'Етуаль», которому «Нью-Йорк таймс» недавно присвоила три звезды.
Ответ напрашивался сам собой.
Эшбери поставил коробку на пол. Никаких полицейских, с облегчением заметил он. Затем пожал Матерсу руку, тут же подумал: «Дьявол, криминалисты могут снять отпечатки даже с трупа. После расстрела придется задержаться и протереть ему руку». (В голове прозвучали слова Томпсона Бойда: «Когда имеешь дело со смертью, следуй инструкции или смени работу».)
Эшбери улыбнулся девушке, но руки подавать не стал. Оглядел комнату, примериваясь для стрельбы.
– Извините за беспорядок, – сказал Матерс.
– У меня самого не лучше, – мягко усмехнулся банкир. Комната была переполнена книгами, журналами, стопками ксерокопий. На стене висело несколько дипломов. Матерс оказался профессором права, а не истории. И вдобавок именитым. Эшбери смотрел на фотографию профессора с Биллом Клинтоном; на другой он был запечатлен с мэром Джулиани.
Разглядывая снимки, Эшбери почувствовал, как внутри шевельнулась совесть, но лишь мельком, как слабый отсвет на экране радара. Его почти не смущала мысль, что он находится в комнате с двумя мертвецами.
Некоторое время они непринужденно болтали. Эшбери в общих словах рассказал о школах и библиотеках в Филадельфии, уклоняясь от прямых упоминаний того, над чем работает. Чтобы удержать наступательную инициативу, он спросил:
– Вы сами какую именно тему исследуете?
Матерс молча кивнул Женеве, которая объяснила, что они ищут сведения о предке, бывшем рабе Чарлзе Синглтоне.
– Дело вышло чудное, – сказала она. – Полицейские полагали, что между ним и недавними преступлениями есть какая-то связь. Оказалось – ничего подобного. Но всем по-прежнему любопытно, что с ним случилось. И похоже, никто ничего не знает.
– Давайте-ка взглянем, что вы там принесли, – сказал Матерс, расчищая место на небольшом столике напротив его рабочего места. – Сейчас принесу еще стул.
Вот оно, подумал Эшбери, и сердце в груди гулко заколотилось. Вспомнилось, как лезвие ножа входит в ногу лавочника – два дюйма за два дня просрочки, а он словно не слышит воплей.
Вспомнились годы тяжких трудов, сделавших его тем, кем он был сейчас.
Омертвевшие глаза Томпсона Бойда.
Мгновенно смятение улеглось.
Как только Матерс вышел за дверь, Эшбери выглянул в окно. Полицейский по-прежнему сидел в машине. До него было футов пятьдесят, не меньше, и стены выглядели толстыми. Выстрелов коп, вероятно, и не услышит.
Нагнувшись к коробке, которую Женева не видела из-за разделявшего их стола, Эшбери разгреб бумаги.
– Вам удалось найти рисунки или гравюры? – спросила Женева. – Очень хочется получше представить себе, как тогда выглядели окрестности.
– Кажется, есть несколько штук.
– Кофе? – послышался приближающийся из-за двери голос Матерса.
– Спасибо, не надо.
Эшбери повернулся к двери.
Сейчас!
Он начал подниматься, вытаскивая из коробки обрез, но держа его ниже уровня глаз Женевы.
Обхватил пальцем спусковой крючок, целясь в проем.
Но что-то было не так. Матерс не появлялся.
Тут Эшбери почувствовал, как что-то металлическое уперлось ему за ухом.
– Уильям Эшбери, вы арестованы. У меня пистолет. – Голос девчонки. Только какой-то другой… взрослый. – Медленно положите ружье на стол.
Эшбери замер.
– Но…
– Опустите ружье. – Девушка ткнула пистолетом ему в голову. – Я – офицер полиции. Если потребуется, буду стрелять.
О Господи, нет… Ловушка!
– Послушай-ка, делай, как она говорит.
Голос профессора. Хотя, конечно, никакой это не Матерс… Подставное лицо, коп, играющий роль профессора. Эшбери покосился в сторону. Мужчина вернулся в комнату через боковую дверь. На шее у него висела карточка агента ФБР, в руке он держал пистолет.
«Как, черт возьми, они на меня вышли?» – раздраженно подумал он.
– И только попробуй хоть на миллиметр сдвинуть свой ствол. Слышал меня?
– Больше повторять я не буду, – спокойным голосом произнесла девушка. – Клади сейчас же.
Но он не пошевелился.
Вспомнил своего гангстера-деда, кричащего от боли лавочника, представил дочь в свадебном платье.
Как бы на его месте поступил Бойд?
Сдался бы, как по инструкции.
А вот хрен вам!
Эшбери резко присел, молниеносно разворачиваясь вокруг своей оси и вскидывая обрез. Кто-то выкрикнул:
– Нет!..
Последнее слово, которое ему довелось услышать.