В ходе допроса следует помнить, что враг следователя не сам лжец, а его ложь.
— Значит, — произнесла Дэнс дружелюбным тоном, откинувшись на спинку стула и таким образом выйдя из личной зоны Уотерса, — вполне возможно, что когда-то Пелл все-таки мог получить доступ к компьютеру?
— Думаю, такое вполне могло случиться. Но наверняка я, конечно, не знаю. — Голова Уотерса опустилась еще ниже. Голос звучал тихо и вкрадчиво. — Ведь… ведь работа у нас тяжелая, сами знаете. А люди часто этого не понимают. Что такое быть надзиралой.
— Уверена, что не понимают, — согласилась Дэнс.
— Нам приходится быть учителями, копами и всем, чем угодно, одновременно. И, — он понизил голос до заговорщического шепота, — начальство всегда смотрит нам через плечо, говорит: делай то, делай это, поддерживай порядок, сообщай, если что-то не то происходит.
— Очень похоже на родительские обязанности. Ведь за детьми тоже приходится постоянно наблюдать.
— Вот именно, совершенно точно. Как с детьми. — Широко открытые глаза — выражение аффекта, проявление сильной эмоции.
Дэнс кивнула:
— Вне всякого сомнения, вы, Тони, проявляете о заключенных искреннюю заботу. И к своей работе относитесь сознательно.
На соглашательском этапе допрашиваемые хотят, чтобы их успокоили и простили.
— Это ведь сущая ерунда. То, что случилось.
— Продолжайте, пожалуйста.
— Я принял решение.
— У вас нелегкая работа. Вам приходится принимать ответственные решения практически ежедневно.
— Ха! Каждый час!
— И какое вам пришлось принять решение?
— Видите ли, Дэниэл был очень не похож на всех остальных заключенных.
Дэнс сразу же обратила внимание на то, что Уотерс назвал Пелла по имени. Значит, Пелл заставил Уотерса поверить в то, что они могут быть друзьями, а затем воспользовался доверчивостью охранника.
— Что вы имеете в виду?
— У него была, как бы вам сказать… Ну, не знаю, какая-то власть над людьми, что ли. Он может пойти, куда захочет, и никто не способен ему помешать. До него я такого человека в местах заключения никогда не встречал. Окружающие готовы были выполнить любую его просьбу. Выкладывали ему все, что он желал от них узнать.
— И он передавал вам информацию о других заключенных. Так?
— И очень полезную информацию притом. Такое, что никаким другим способом узнать было нельзя. К примеру, то, что кто-то из надзирателей торгует денатуратом. И один из зэков опился им. Другим способом мы просто никогда бы не докопались до виновника. Мне просто все рассказал Пелл.
— И это ведь спасло человеческие жизни.
— О да, мадам. Ну, предположим, один зэк задумал разделаться с другим зэком. Выпустить ему кишки заточкой. Дэниэл мне обязательно сообщал о таких вещах.
Дэнс пожала плечами.
— И вы решили его вознаградить. Пропустили его в офис.
— Да. Телевизор в офисе каблирован, и иногда ему хотелось посмотреть игры, которые больше никого не интересовали. Вот и все. Ничего серьезного. Офис, конечно, зона с высочайшей степенью безопасности. Оттуда он никуда сбежать не мог. Я совершал обход, а он смотрел игры.
— И как часто?
— Три или четыре раза.
— Значит, он мог воспользоваться и компьютером?
— Мог.
— И когда это было в последний раз?
— Вчера.
— Хорошо, Тони. А теперь расскажите мне о телефонах.
Дэнс вспомнила, что обратила внимание на стрессовую реакцию у Уотерса, когда он сказал ей, что Пелл звонил только своей тетке. Уотерс коснулся губ — блокирующий жест. Если допрашиваемый сознался в одном преступлении, то добиться от него признания во втором уже гораздо легче.
— А еще Пелл был просто помешан на сексе. Он хотел сделать несколько сексуальных звонков, и я ему позволил.
Дэнс сразу заметила отклонение от базового нейтрального поведения и предположила, что он признается в меньшем проступке, чтобы скрыть больший.
Она вновь наклонилась поближе к Уотерсу и прямо спросила:
— И как он расплачивался за них? Кредитной карточкой? Или как-то еще?
Пауза. Уотерс явно не продумал свою ложь. Он забыл, что за секс по телефону надо платить.
— Я вовсе не имел в виду звонки по тем номерам, которые печатают на последних страницах газет. Я просто неверно выразился. Дэниэл звонил какой-то знакомой женщине. Наверное, той, которая ему писала. Ведь он получал очень много писем. — Слабая улыбка. — Поклонницы. Могу себе представить. Такой мужчина!
Дэнс наклонилась еще ближе.
— Но когда вы слушали, вы ведь не услышали ничего о сексе?
— Нет, я… — Должно быть, только сейчас он понял, что ничего не сказал о прослушивании звонков. Однако теперь лгать было уже поздно. — Нет. Они просто разговаривали.
— И вы слышали обоих?
— Да, я был на параллельной линии.
— Когда это было?
— В первый раз около месяца назад. Затем еще пару раз. Вчера. Когда он был в офисе.
— Звонки оттуда регистрируются?
— Нет. Местные не регистрируются.
— Значит, только междугородные?
Уотерс низко опустил голову. Он был готов сквозь землю провалиться.
— Что случилось, Тони?
— Я достал для него телефонную карточку. По которой вы набираете номер с восьмеркой, затем вводите код и нужный вам номер.
Дэнс знала такие карточки. Звонки по ним невозможно отследить.
— Вы должны мне поверить. Я бы никогда на это не пошел, если бы не та информация, которой он меня снабжал… Она была очень важной. Она спасла…
— О чем же они беседовали? — спросила Дэнс вполне дружеским тоном.
Никогда нельзя быть грубым с допрашиваемым, который признает свою вину. В данный момент он ваш самый лучший друг.
— Да о всякой ерунде. О деньгах, к примеру.
— Ну а если конкретнее?
— Пелл спросил, какую сумму она накопила, и она ответила: девяносто две сотни баксов. А он: «И это все?»
«Да, суммы крупноваты для секса по телефону», — с мрачным сарказмом подумала Дэнс.
— Потом она спросила, может ли навестить его и когда, а он ответил, что навещать его не надо.
Значит, он не хотел, чтобы она приходила. Следовательно, не будет и никаких сведений об их встрече.
— Какие-нибудь предположения относительно того, откуда она могла ему звонить?
— Он упоминал о Бейкерсфилде. И даже, кажется, особо подчеркнул, говоря о чем-то: «В Бейкерсфилд».