Любой, но только не Линкольн Райм.
Он тоже отрицательно замотал головой и надолго приник к своей соломинке. Его глаза снова скользнули на экран компьютера. Он вспомнил, что начал писать прощальное письмо Блэйн, когда этим утром Селитто и Бэнкс ворвались сюда, в спальню, и нарушили его покой. Кроме того, ему надо было написать еще несколько писем.
Одно из них он уже долгое время откладывал в долгий ящик. Оно адресовалось Питеру Тейлору, специалисту по травмам позвоночника. Большей частью они с ним разговаривали не о нынешнем состоянии здоровья Райма, а о смерти. Доктор был ярым противником эвтаназии. Сейчас Райм почувствовал, что просто обязан написать ему объяснительное письмо с изложением всех причин, по которым он все же решил достичь своей цели и совершить самоубийство.
А как насчет Амелии Сакс?
Дочь Копа тоже, разумеется, получит записку. Так решил Райм.
Калеки обладают благородным сердцем, калеки добры, калеки имеют железную волю…
Да ничем они не обладают. Просто они умеют прощать.
Дорогая Амелия! Моя дорогая Амелия! Дорогой офицер Сакс!
Ввиду того, что я в течение некоторого времени имел удовольствие работать с вами вместе, хочу воспользоваться случаем и поставить вас в известность о следующем. Хотя я и считаю вас предательницей и Иудой, я вас прощаю. Более того, я желаю вам всего наилучшего в вашей будущей карьере. Пусть вам сопутствует успех в нелегком деле целования репортерских задниц…
* * *
— А что ты знаешь о Сакс, Лон?
— По-моему, все, кроме того, что у нее, оказывается, взбалмошный и несносный характер. Вот это мне было неведомо.
— Она замужем?
— Нет. Правда, у нее такое личико и фигурка, что, конечно, можно было бы представить, что в таком возрасте ей уже давно пора обзавестись семьей. Какой-нибудь симпатичный парень уже приметил бы ее. Но она даже ни с кем не встречается. Мы только слышали, что несколько лет назад у нее был то ли приятель, то ли жених, но она никогда об этом не распространяется. — Он заговорил тише. — Ходят слухи, что она лесбиянка. Но я утверждать ничего не буду. Что касается моей личной жизни, то я «снимаю» себе женщину вечером в субботу в прачечной самообслуживания. Между прочим, очень оригинальное место и никогда не подводит. Так что я не жалуюсь.
Тебе придется научиться забывать мертвых…
Райм вспомнил выражение ее лица в тот момент, когда он произнес эту фразу. Что бы это могло значить? Потом он рассердился на себя за то, что слишком уж много времени думает об этой женщине. И снова занялся соломинкой.
Зазвенел звонок у входной двери. Райм и Селитто одновременно повернули головы в сторону лестницы. Вскоре раздался топот ног, и в спальне возник высокий молодой человек в брюках для верховой езды и синем шлеме, работавший, как было видно из его внешнего вида, в элитном отряде нью-йоркской конной полиции. Он протянул Селитто здоровенный конверт и сразу же удалился.
Детектив вскрыл сверток:
— Посмотри-ка, что нам принесли.
С этими словами он высыпал содержимое на стол. Три или четыре дюжины пластиковых пакетов с этикетками для вещественных доказательств равномерно рассыпались по поверхности. Райм посмотрел на них с отвращением. Каждый пакет содержал кусочек целлофана с упаковки от телятины, за которыми Линкольн посылал по магазинам сотрудников полиции.
К конверту прилагалась записка от Хауманна:
«Кому: Линкольну Райму, Лону Селитто.
От кого: Боу Хауманн, ОНРВС».
— А это еще что за сокращение? — удивился Купер. В полиции приняты бесконечные аббревиатуры даже для слов, казалось бы, вполне обычных. Например, СМП — средство мобильного патрулирования, то есть автомобиль, ИВУ — импровизированное взрывное устройство, то есть бомба. Однако ОНРВС раньше не попадалось на глаза ни Райму, ни Селитто. Они только дружно пожали плечами.
Селитто продолжал читать, и вдруг рассмеялся:
— Отдел Немедленного Реагирования по Вопросам Супермаркетов. Относительно телячьих ножек. Поиски, проведенные на территории города, выявили сорок шесть субъектов, которые были задержаны и нейтрализованы с минимальной затратой сил. Им были зачитаны их права, после чего они были направлены на кухню к матери офицера Джанкарло. После завершения допроса половина подозреваемых будет переправлена в ваше распоряжение. Разогревать в духовке при температуре 350 градусов в течение тридцати минут…
Райм расхохотался и потянул через соломинку виски, смакуя вкус напитка. Этого аромата хорошего скотча ему будет не хватать. (Хотя в мире бесчувственного сна как может чего-то не хватать? Это как с вещественными доказательствами: уберите преступление, и все эти предметы перестанут что-либо значить. Вы остаетесь в вечности, а там царит безопасность.)
Купер поднял несколько образцов целлофана:
— Сорок шесть вариантов. Из каждого выбранного магазина.
Райм взглянул на стол. Шансы для идентификации упаковки были велики. Индивидуализировать пакет, может быть, и не удастся. Крошечная частица случайно прилипшего кусочка упаковки вряд ли полностью совпадет с этими образцами. Но, тем не менее, так как фирменные магазины закупают один и тот же целлофан для своей продукции, изучив их, можно будет сузить географию поиска жилища подозреваемого. Может быть, стоит позвонить в лабораторию ФБР и пояснить им, что…
Нет-нет, не стоит. Ведь теперь этим делом занимаются они.
— Сложи их и отправь нашим братьям-федералам, — скомандовал Райм Куперу.
Линкольн решил выключить компьютер, но его иногда непослушный палец попал по соседней с нужной кнопке, и тут же визгом отозвались динамики, которые случайно оказались теперь в режиме функционирования.
— Вот дерьмо! — выругался Линкольн. — Терпеть не могу эту аппаратуру!
Обеспокоенный внезапным приступом злобы Райма, Селитто взглянул на стакан виски и заметил:
— Что за ерунда, Линк? Такой превосходный скотч должен был сделать из тебя добряка.
— Могу вас обрадовать, — кисло усмехнулся Том. — Сейчас он как раз и находится в великолепном расположении духа.
* * *
Он остановил машину возле огромной водосточной трубы.
Выйдя из такси, он почувствовал знакомое зловоние воды, илистой и зеленоватой. Они находились возле тупика, ведущего к концу сточной трубы, пролегающей от западного шоссе к реке Гудзон. Здесь было пустынно, и никто их не видел.
Собиратель костей подошел к задней части машины, наслаждаясь видом захваченного пленника. Такое же удовольствие он испытывал, разглядывая девушку, прикованную к паровой трубе. И торчащую из-под земли извивающуюся руку, возле железнодорожной насыпи сегодняшним утром.
Преступник уставился в испуганные глаза жертвы. Он был гораздо более худым, чем казалось на первый взгляд. И намного старше предыдущих. Всклокоченные седые волосы торчали в разные стороны.