— Что у нас с отпечатками обуви?
Райм взглянул на электростатические снимки.
— Подошвы сношены не совсем обычно. Видите, внешняя сторона у основания пальцев истерта больше?
— Значит, у него на ноге пальцы расположены внутрь, — высказал свою мысль Том.
— Возможно, но для такой ноги требуется обувь со специальным каблуком, — уточнил Райм. — Я думаю, что он очень любит читать.
— Читать?
— Ну-ка, сядь на стул, — попросил Линкольн Амелию. — И наклонись над столом так, будто ты сейчас читаешь книгу.
Она выполнила его просьбу.
— Ну?
— А теперь делай вид, что переворачиваешь страницы.
Амелия проделала имитирующее движение несколько раз.
— Дальше. Ты читаешь «Войну и мир».
Невидимые страницы продолжали переворачиваться. Амелия опустила голову пониже. Через несколько секунд она непроизвольно скрестила лодыжки. Теперь с полом соприкасалась только верхняя внешняя сторона ее подошв.
Райм тут же обратил внимание на этот момент:
— И это необходимо вписать в таблицу, — обратился он к Тому. — Только с вопросительным знаком. Теперь давайте посмотрим отпечатки пальцев.
Сакс тут же предупредила Линкольна, что единственный хороший снимок все еще оставался у федералов.
Но его интересовал как раз не он, а тот, другой, который с помощью Кромекота Сакс сняла с кожи немки.
— Он не сканируется, — с сожалением констатировал Купер. — Я бы ему даже класс «С» не присвоил. И если бы меня попросили расшифровать его, я бы даже и не брался за такое бесперспективное задание.
— Ну, в данном случае я не требую проводить идентификацию. Меня интересует вот эта линия. — На самом деле, в центре подушечки одного из пальцев был виден четкий полумесяц.
— Что это? — удивилась Сакс.
— Наверное, шрам, — пожал плечами Купер. — Причем от очень старого пореза. Рана была глубокая. Похоже, что он пропорол палец до самой кости.
Райму вспомнились всевозможные отметины, которые он в течение многих лет имел возможность наблюдать у подозреваемых. В те относительно давние времена, когда работа криминалиста сводилась не только к перелистыванию страниц и набору команд на компьютере, было легче определить, чем занимается человек, посмотрев на его руки. По ним можно было сказать, что женщина с деформированными подушечками пальцев — машинистка. Здесь запросто угадывались следы уколов от швейных и сапожных игл, шрамы, оставленные лекалом закройщика и въевшиеся чернильные пятна на ладонях стенографистки или бухгалтера. Сюда относились и порезы от бумаги на руках типографских рабочих, а уж о расположении мозолей от ручного труда говорить можно было особенно долго…
Но подобный шрам, который они увидели сейчас, не говорил буквально ни о чем.
По крайней мере, в данный момент. Пока они не знали, с кем имеют дело, не говоря уже о наличии самого подозреваемого.
— Ну, что у нас еще есть? Отпечаток, оставленный коленом. Замечательно. Давайте подумаем, что же он носит. Держи снимок повыше, Сакс. Еще выше! Мешковатые брюки. Вот здесь осталась видна складка, значит, материал натуральный. По такой погоде это, скорее всего, хлопок. Ни в коем случае не шерсть. Ну, и в шелковых штанах мужчины сейчас не часто прогуливаются по улицам.
— Ткань легкая, не джинсовая, — подсказал Купер.
— Спортивная одежда, — подытожил Райм. — Добавь-ка это в нашу табличку, — обратился он к Тому.
Купер вернулся к экрану компьютера и набрал еще какую-то команду:
— А вот с листом нам пока не везет, — огорчился он. — Не подходит ни к одному образцу, которые есть в «Смитсониане».
Райм уложил голову на подушку. Интересно, сколько времени у них еще имеется в распоряжении? Час? Два?
Луна. Грязь. Непонятная жидкость…
Он посмотрел на Амелию, которая сейчас стояла одна в сторонке, о чем-то раздумывая. Она опустила голову, и ее длинные волосы полностью, как шторы, закрыли лицо. По всему было видно, что она решает какую-то серьезную проблему. Сколько раз сам Линкольн стоял вот так же неподвижно, чтобы…
— Газета! — вдруг выкрикнула она, поднимая голову. — Где газета? — Ее глаза безумно обшаривали столы. — Где сегодняшняя газета?!
— Что случилось, Сакс? — заволновался Райм. Джерри Бэнкс протянул ей «Нью-Йорк Таймс». Она выхватила ее у него из рук и начала судорожно перелистывать.
— Эта жидкость… которой пропитали трусы, — обратилась она к Райму. — Не может быть просто морской водой?
— Морской водой?
Купер вернулся к таблице, которую начертил спектрограф:
— Ну, конечно же! Вода, хлорид натрия плюс всевозможные минералы. И нефть, и фосфаты. Это самая обыкновенная загрязненная вода из моря!
Она встретилась взглядом с Раймом, и они проговорили одновременно:
— Прилив!
Амелия отыскала страницу с прогнозом погоды и картой. Здесь же имелась и схема лунных фаз, такая же, как и в найденном обрывке. Сразу под ней находилась таблица с указанием времени приливов и отливов.
— Прилив начинается. Наивысшей точки он достигнет через сорок минут.
Райм поморщился. Никогда он еще не был так зол на себя:
— Он намеревается утопить свою жертву. А спрятал он ее где-то под пирсом в деловой части города. — Он безнадежно взглянул на карту Манхэттена, где на много миль тянулась береговая линия. — Сакс, тебе снова пора становиться водителем-гонщиком. Вы с Бэнксом поедете вдвоем в западном направлении. Лон, ты займешься востоком. А ты, Мел, в конце концов, определи мне этот проклятый лист!
* * *
Случайная волна окатила его поникшую голову.
Уильям Эверетт открыл глаза и фыркнул, когда вода попала ему в нос. Она казалась ледяной, и его больное сердце работало с перебоями, как будто пытаясь перекачать побольше теплой крови, чтобы согреть организм.
Он опять чуть не потерял сознание, совсем как в тот раз, когда этот ужасный тип сломал ему палец. Потом он снова пришел в себя, и его мысли обратились почему-то к покойной жене. Уильям вспомнила их совместные путешествия: они побывали в Гизе, Гватемале, Непале, Тегеране (как раз за неделю перед тем, как там было захвачено посольство).
Один раз, вылетая из Пекина самолетом китайских авиалиний, они едва не погибли, когда у лайнера отказал один из двигателей. Жена Уильяма Эвелин наклонилась, обхватив голову руками, и ей на глаза попался журнал, в одной из статей которого рассказывалось, что очень вредно пить горячий чай сразу же после обильной еды. Потом, сидя в сингапурском баре, они до слез хохотали, вспоминая этот случай.
Эверетт вдруг представил себе холодные глаза похитителя, его желтые зубы и руки в толстых перчатках.