Бергер стоял в дверном проеме, молча наблюдая за ними. В комнате воцарилась тишина. Затем Амелия повернулась и посмотрела на Райма.
— Смерть излечивает одиночество, — продолжал Линкольн. — Она исцеляет напряжение. И чесотку, кстати, тоже. — И точно так же, как раньше она осматривала его ноги, он многозначительно взглянул на ее измученные обгрызенные ногти.
Амелия расстегнула наручники и подошла к окну. Слезы сверкнули на ее щеках в отблесках желтоватого света уличных фонарей.
— Сакс, я очень устал, — искренне признался Райм. — Я даже не могу выразить словами, насколько. Для начала только скажу, что вся моя жизнь состоит из целой горы… непомерных грузов, что ли. Умывание, еда, естественные надобности, телефонные звонки, застегивание рубашек или, скажем, почесывание собственного носа… На это накладывается еще одна гора. Сверху этой горы — третья…
Он замолчал. После долгой паузы, наконец, Амелия произнесла:
— Хорошо, я могу предложить вам сделку.
— Какую же?
Она кивнула в направлении таблицы:
— 823-ий захватил мать с дочкой… Помоги нам спасти их. Только их. Если это удастся, я предоставлю вам час «беседы» друг с другом. — Она строго посмотрела на Бергера. — Если, конечно, он пообещает сразу же после этого уехать из нашего города.
Райм с сомнением покачал головой:
— Сакс, но если со мной случится удар, я в любом случае вряд ли буду полезен…
— Если это произойдет, — спокойно продолжала Сакс, — если даже ты будешь не в состоянии произнести слово, условия сделки сохранятся. Я позабочусь о том, чтобы обещанная встреча у вас все равно состоялась. — Она снова расставила ноги и скрестила руки на груди: теперь это стало любимым образом Амелии Сакс для Линкольна Райма. Он испытал сожаление, что ему не удалось увидеть ее вчера утром у железной дороги в тот момент, когда она, отважный офицер полиции, останавливала поезд. — Пожалуй, это все, что я могу сделать.
Через пару секунд Райм согласно кивнул:
— Хорошо. Договорились. — Он обратился к Бергеру. — Значит, в понедельник?
— Ладно. Я думаю, так будет справедливо. — Доктор с опаской посмотрел на Сакс, словно она могла в любую секунду передумать и снова заковать его в наручники. Он прошел к двери, и только тогда понял, что до сих пор вертит в руках позвонок. Он аккуратно — чуть ли не с почтением — положил его на стол рядом с кроватью Линкольна Райма, и только после этого покинул комнату.
* * *
— Они даже более счастливы, чем свиньи, отыскавшие прохладную грязную лужу в жаркий день, — фыркнула Сакс, устраиваясь на расшатанном плетеном стуле. Амелия имела в виду реакцию Селитто и Поллинга на ее сообщение о том, что Райм согласился еще целые сутки работать вместе с ними. — Особенно обрадовался Поллинг, — подчеркнула она. — Я думала, что этот коротышка просто задушит меня в своих объятиях. Только не говори ему, с кем я их тут сравнивала. Как ты себя чувствуешь? Ну, сейчас ты выглядишь гораздо лучше. — Она плеснула себе немного виски, отпила глоток и поставила стакан на стол, рядом с бокалом Райма.
— Неплохо.
Том менял простыни на кровати:
— Вы потели так, будто из вас фонтан хлестал.
— Но только от шеи и выше, — заметил Райм. — Я имею в виду пот.
— Неужели?
— Да, — подтвердил Линкольн. — Там, ниже, мой внутренний термостат испорчен навсегда. Так что мне не нужны никакие осевые дезодоранты.
— Какие? — не поняла Амелия.
— Для подмышек, — фыркнул Линкольн. — Мой первый помощник не любил это слово, — пояснил он. — Он всегда говорил: «Я сейчас подниму вас по осевой линии». Еще я помню такое его выражение: «Если сейчас вам захочется извергнуться, Линкольн, то не стесняйтесь». Он упорно называл себя «осуществляющим заботу». Понятия не имею, почему тогда я выбрал именно его. Мы все очень суеверны, Сакс. Мы считаем, что если назовем кого-то другим именем, то что-то изменится. Предпод. Правонарушитель. А тот парень был самой настоящей нянькой-сиделкой, весь по уши и в рвоте, и в моче. Не так ли, Том? Я думаю, что этой профессии нечего стесняться. Она благородна и не хуже других. Достаточно грязная, конечно, и тем не менее…
— А мне нравится убирать всяческую грязь. Наверное, поэтому я и работаю у вас.
— А кем ты себя сам считаешь, Том? Ты помощник или тоже «осуществляющий заботу»?
— Я святой.
— Он специалист по ехидным ответам. И здорово справляется с уколами. Он воскрешал меня из мертвых. И не раз.
Райму вдруг пришло в голову, что Амелия, возможно, видела его обнаженным. Он уставился на таблицу и ледяным голосом спросил:
— Скажи-ка, Сакс, может быть, ты тоже принимала участие в моем возвращении на этот свет? Ты, наверное, здесь играла роль Клары Бартон? — он волновался, ожидая ответа. Как же теперь он будет смотреть ей в глаза?
— Ни в коем случае, — сразу нашелся Том. — Я действовал в полном одиночестве. Я пожалел всю вашу компанию. Их нежные души не вынесли бы вида вашей отвислой задницы.
«Спасибо, Том», — подумал Линкольн и тут же рявкнул:
— А теперь уходи! Нам с Сакс нужно обсудить наше дело.
— Но вам необходимо поспать.
— Разумеется. Но сначала дело. Спокойной ночи.
Как только Том ушел, Сакс подлила себе виски и, опустив голову, с наслаждением вдохнула приятный аромат.
— Кто же тебе «накапал» на Бергера? — поинтересовался Райм. — Наверное, Пит?
— Кто?
— Доктор Тейлор, специалист по позвоночникам.
Амелия задумалась, стоит ли ей выдавать Тейлора и, наконец, призналась:
— Он очень волнуется за вас.
— Разумеется. И в этом вся проблема. Мне хочется, чтобы его забота не была такой навязчивой. Он знает про Бергера?
— Догадывается.
— Ну, скажи ему, — поморщился Райм, — что Уильям мой старинный приятель. Он… что такое?
Сакс медленно выдыхала воздух, как будто выпускала через сжатые губы сигаретный дым:
— Ты не только хочешь, чтобы я разрешила тебе убить себя, ты еще подталкиваешь меня на то, чтобы я лгала такому человеку! Он ведь тоже заботится о тебе и, наверное, сумел бы со временем отговорить тебя от этого.
— Никогда, — коротко ответил Райм.
— Тогда зачем я буду ему врать?
Линкольн рассмеялся:
— Ну, пусть доктор Тейлор побудет в неведении еще пару дней.
— Хорошо, — согласилась она. — Господи, какой же ты сложный человек!
— А почему ты мне ничего не рассказываешь? — вдруг спросил Райм, пристально вглядываясь в глаза Амелии.
— О чем?
— Об умерших. О тех, кого ты до сих пор не можешь позабыть.