– Вы только посмотрите, детектив! Здесь тоже ноготь отрезан! На том же самом пальце!
– Наш герой коллекционирует «сувениры» на память о своих жертвах. Возьмем себе на заметку.
Пуласки энергично закивал головой.
– И не случайно то, что в обоих случаях это безымянный палец! На нем обычно носят обручальное кольцо. Наверное, это связано с какой-нибудь трагедией в прошлом – ушла жена, не любила мать или та, кого он считал матерью…
– Интересное наблюдение, Пуласки! Кстати, мы кое-что упустили из виду.
– Что, сэр?
– Ты сверился со своим гороскопом сегодня утром до того, как мы приступили к расследованию?
– С моим?..
– Да, и вот еще что – я запамятовал, кому у нас поручено гадать на кофейной гуще?
Селлитто добродушно усмехнулся. Пуласки залился румянцем.
Райм заговорил резким тоном:
– Бесполезное занятие – пытаться высосать из пальца, точнее, из ногтя, психологический портрет преступника. Польза от этого ногтя в том, что мы теперь знаем – «5-22» имеет при себе вещественное доказательство, напрямую связывающее его посредством ДНК с данным убийством. А если нам удастся установить, каким инструментом отрезан ноготь, мы сможем выяснить, где его приобрели, и таким путем выйти на самого преступника! Вещдоки, сынок! А не болтология.
– Так точно, детектив! Я все понял.
– Просто Линкольн.
– Так точно. Есть.
– Что там с веревкой, Мел?
Купер изучал в компьютере базу данных по волокнам.
– Обычная пенька. Такую веревку можно купить в тысяче магазинов по всей стране. Химический анализ тоже не дал никакого следа.
Вот чертовщина!
– У тебя есть что-нибудь еще, Пуласки? – спросил Селлитто.
Тот сверился со своими записями. Руки жертвы связаны рыболовной леской, впившейся ей в кожу и тем самым вызвавшей кровотечение. Рот заклеен пластырем – естественно, типа «Хоум-депо», – оторванным от рулона, брошенным преступником вместе с другими лжеуликами: линии отрыва полностью совпадали. Рядом с телом найдены два невскрытых презерватива «Троджан энз».
Пуласки демонстративно поднял полиэтиленовый пакет.
– Да, и вот еще мазки.
Мел Купер взял пакетики с вагинальными и ректальными мазками и подверг их химическому анализу. Позже судебный патологоанатом предоставит более подробный отчет, но и теперь было ясно, что из посторонних веществ присутствовал только спермицидный лубрикант с поверхности презерватива. Никаких следов спермы на месте преступления не обнаружено.
Еще один мазок с того места на полу, где Пуласки заметил отпечаток кроссовки, показал наличие пива, как выяснилось, сорта «Миллер». Электростатический рисунок подошвы сюрприза не преподнес – «Шур-трэк» тринадцатого размера, та же модель, что и кроссовка, найденная в мусорном баке.
– А у хозяев лофта как насчет пива? Ты смотрел на кухне и в кладовой?
– Так точно, сэр, – но пива нигде не нашел.
– Ставлю десять баксов, что «Миллер» – любимое пиво Делеона Уильямса, – провозгласил Лон Селлитто, весьма довольный своей догадкой.
– Вот тут я не стану спорить с тобой, Лон. Ну что там еще есть?
Пуласки снова поднял пакет с какой-то коричневой крошкой, найденной им возле самого уха жертвы.
– Анализ показал, что это табак.
– Что можешь добавить в этой связи, Мел?
В результате дальнейшего лабораторного исследования выяснилось, что табак измельчен фабричным способом и предназначен для набивки сигарет, однако он отличался от образца марки «Тейритон», занесенного ранее в базу данных. Линкольн Райм принадлежал к немногочисленным некурящим гражданам, выступающим против запрета на курение. Дело в том, что табак и пепел всегда служили прекрасной уликой, подтверждающей присутствие подозреваемого на месте преступления. Купер не сумел определить марку сигарет, но по чрезвычайно выраженной сухости табака пришел к выводу, что он, вероятно, очень старый.
– А Майра или хозяева лофта курили?
– Да нет, не похоже. В квартире нет ни сигарет, ни пепельниц. И я сделал, как вы учили: едва вошел, сразу принюхался, но запаха табачного дыма не почувствовал.
– Хорошо.
Райм пока был доволен результатами осмотра места преступления.
– А как обстоит дело со следами дактилоскопических линий?
– Я снял отпечатки пальцев хозяев с дверцы аптечки и ночного столика.
– Значит, не трепался – ты действительно читал мою книгу.
В своем пособии по криминалистике Райм посвятил несколько абзацев одной из первоочередных операций, проводимых при осмотре места преступления, а именно сбору контрольных отпечатков, указав при этом, где их следует искать.
– Да, сэр!
– Как приятно. Выходит, что я на тебе даже заработал?
– Я одолжил книгу у брата.
У Пуласки был брат-близнец, служивший копом в шестом округе Гринвич-Виллидж.
– Надеюсь, хоть он заплатил за свой экземпляр.
Большинство отпечатков, найденных в квартире, совпали с контрольными образцами, то есть были оставлены хозяевами. Другие, вероятно, принадлежали гостям – впрочем, сыщики не сбрасывали со счетов, что «5-22» мог тоже наследить по неосторожности. Купер с помощью сканера загрузил снимки в Единую автоматизированную систему идентификации по отпечаткам пальцев, и теперь оставалось только дождаться результатов поиска.
– О'кей, Пуласки, расскажи мне, какое общее впечатление произвело на тебя место, где совершено убийство.
Вопрос, видимо, озадачил молодого полицейского.
– Впечатление?
– Это все деревья. – Райм глазами указал на пакеты с вещдоками. – А какие мысли возникли у тебя по поводу леса?
Пуласки задумался.
– Вообще-то у меня действительно появилась одна мысль. Правда, дурацкая, наверное.
– Ты же знаешь, сынок, если твоя версия дурацкая, я первый скажу тебе об этом.
– Просто как только я вошел в квартиру, то сразу подумал, что она оказалась там не против своей воли!
– Как это?
– Понимаете, ве́лик жертвы был приблокирован цепочкой к фонарному столбу. То есть, получается, она его спокойно оставила, не заподозрив ничего стремного.
– Значит, «5-22» не уволок ее с улицы силком.
– Вот-вот. Чтобы попасть в квартиру, надо сначала пройти через калитку, а потом по длинному коридору до входной двери. Коридор очень узкий и заставлен хозяйским барахлом – всякими банками, склянками, причиндалами для занятий спортом, пустой тарой на переработку, садовыми инструментами… И ничего не разбито, не сдвинуто.