Мак-Элпайн тяжело дышал; когда оказался на обслуживающей станции «Коронадо». Первый, кого он здесь встретил, был собиравшийся уже уходить Даннет. Мак-Элпайн несколько успокоился.
— Где этот негодяй Харлоу? — спросил он грубо. Даннет не торопился отвечать. Ничего не понимая, он только покачал головой, стараясь определить, чем
Джеймс расстроен.
— Ради Господа, где этот алкаш? — Голос Мак-Элпайна дрожал от негодования. — Он не должен ни за что выходить на этот чертов трек.
— А судьба других гонщиков в Монца разве вас не интересует?
— Что вы этим хотите сказать?
— Хочу сказать, что этот записной пьяница показал сейчас на гонке время на две. и одну десятую секунды лучше рекордного. — Даннет был словно в ознобе, это по всему было видно, в голове его никак не укладывалась новость. — Невероятно. Чертовщина какая-то!
— Две и одна десятая! Две и одна десятая! — Мак-Элпайн был поражен. — Невероятно! Только подумать! На что это похоже? Невероятно!
— Спросите хронометристов. Они дважды проверяли.
— Иисус!
— Вы вроде бы недовольны тем, что узнали, Джеймс.
— Недоволен. Я расстроен чертовски. Конечно же он остается лучшим гонщиком в мире, однако в решающей обстановке у него не выдержат нервы. Сейчас это не успех гонщика, а его мастерство. Или простая хмельная храбрость. Дьявольская хмельная храбрость.
— Я что-то вас не понимаю.
— Он уничтожил полбутылки виски, Алексис.
Даннет ошеломленно уставился на него.
— Не могу этому поверить, — наконец с трудом вымолвил он. — Может быть, он вел гонку на пределе, но ангельски чисто. Полбутылки шотландского виски? Он бы убил себя наверняка.
— Хорошо еще, что на треке больше никого не было в это время. Вполне возможно, мог бы и убить кого-то.
— Но... но принять полбутылки!
— Желаете пойти и взглянуть на бачок в его ванной комнате?
— Нет, нет. Вы, надеюсь, не считаете, что я когда-либо сомневался в ваших словах? Я просто отказываюсь понимать что-либо.
— Я тоже. Ну и где же наш чемпион мира в данный момент?
— Он сказал, что на сегодня достаточно, и покинул трек. Сказал также, что завтра будет тренироваться на внутренней дорожке и если кто бы то ни было займет ее раньше него, то он прогонит любого прочь. Он сегодня ведет себя заносчиво, наш Джонни.
— Раньше он такого никогда себе не позволял. Это не заносчивость, Алексис, это чертова эйфория. Боже всемилостивый, опять у меня заботы, опять проблемы!
— Вы всегда в заботах, Джеймс.
Попади Мак-Элпайн после всего этого, в эту же субботу, на заброшенную невзрачную маленькую улочку Монца, он убедился бы, что его проблем прибавилось вдвое, если не втрое. По обе стороны тротуара, напротив друг друга, здесь расположились два неприметных кафе. Своими фасадами они очень походили одно на другое: оба обшарпанные, с потрепанными занавесками, с выставленными на улицу столиками, покрытыми несвежими скатертями; одинаково непривлекательными были и скучные голые интерьеры баров. Как обычно в таких кафе, все кабинки были разгорожены и открыты со стороны улицы.
Уютно устроившись друг против друга, у окна в одной из таких кабинок на затененной стороне улицы
Нойбауэр и Траккиа сидели перед нетронутыми стаканами. Все их внимание было сосредоточено на кафе, расположенном напротив, где, совершенно не таясь, сидели Харлоу и Даннет, каждый со стаканом в руке, занятые серьезным разговором.
— Ладно, мы их выследили, Никки. Но что из того? Ты ведь не умеешь читать по губам, не так ли? — сказал Нойбауэр.
— Мы просто ждем и смотрим. Если бы Бог дал мне талант читать по губам, Вилли! Как ты думаешь, с чего эти двое вдруг так подружились, если последнее время на публике почти не разговаривали. И с какой стати пришли сюда, на какую-то маленькую тесную улочку, вести задушевную беседу? Наверняка этот Харлоу замыслил что-то очень нечистое. У меня до сих пор ломит шею, когда надеваю на тренировке проклятый шлем. И если он, и Даннет сошлись здесь так, то, будь уверен, оба во что-то замешаны. Ведь Даннет только журналист. Что же задумали журналист и бывший гонщик?
— Бывший! Знаешь ли ты его сегодняшнее утреннее время?
— Сказал тебе — бывший, значит, бывший. Поглядишь, как он завтра на треке провалится, так же как на последних четырех гонках на Гран При.
— Да. Тут какая-то загадка. Почему это он так хорош на тренировках и сгорает на основной трассе?
— Никаких загадок. Все знают, что Харлоу спивается. Он алкаш — думаю, всем это ясно. Хорошо, если он пройдет один, может, три круга. Но восемьдесят кругов на гонках Гран При алкоголик не выдержит, для этого нужны запас жизненных сил, выносливость, реакция, железные нервы. Он сломается. — Траккиа отвел взгляд от противоположного кафе и отхлебнул из своего стакана. — Господи, чего бы я только не дал, чтобы только сидеть сейчас в соседней кабине возле этих двоих!
Вдруг Траккиа положил руку на рукав Нойбауэра.
— Может быть, это вовсе и не нужно, Вилли. Может быть, уже есть уши, слушающие их. Гляди!
Нойбауэр огляделся. Стараясь, чтобы его не заметили, в соседнюю с занятой Харлоу и Даннетом кабину пробрался Рори Мак-Элпайн. Он развязно и картинно нес в руках выпивку. Сел он так, чтобы быть спиной к Харлоу: их разделяло расстояние всего в один фут. Рори поплотнее прижался спиной к перегородке, казалось, затылком даже пытаясь вслушаться в разговор за стенкой. Вид у него был при этом такой, будто он готовился сдавать экзамен на мастера шпионажа или двойного агента. Между прочим, он действительно обладал талантом наблюдать и подслушивать, оставаясь незамеченным.
— Как ты считаешь, что этот юный Мак-Элпайн затевает? — спросил Нойбауэр.
— Здесь и сейчас? — Траккиа развел руки. — Что угодно. Одно ты должен знать наверняка, что он не с Харлоу. Я предполагаю, что сейчас он собирает против Харлоу улики. Или что-то другое. Он просто непредсказуемый дьяволенок. Клянусь, он ненавидит Харлоу. Вот уж в чью черную книгу мне бы не хотелось попасть.
— Так у нас теперь есть все, Никки?
— Нам только нужно придумать маленькую историйку, которую мы е-му расскажем. — Траккиа внимательно посмотрел через улицу. — Юный Рори, кажется, чем-то недоволен.
Рори действительно был недоволен. Его переполняло смешанное чувство досады, раздражения и озабоченности, потому что из-за высокой перегородки и глухого шума голосов посетителей кафе он никак не мог ничего расслышать из разговора в соседней кабине.
К тому же Харлоу и Даннет говорили очень тихо. Перед ними стоял прозрачный напиток со льдом и лимоном безо всякого следа джина. Даннет задумчиво разглядывал маленькую кассету с фотопленкой, почти незаметную в его ладони, потом сунул ее в карман.