Этой ночью, лежа в безупречно чистой, стерильной палате, Мэри Мак-Элпайн выглядела даже моложе, чем всегда, что, учитывая ее болезненное состояние, было вполне понятно. Цвет лица ее был бледнее обычного, а большие карие глаза, выражающие боль, она открывала с трудом и неохотой. Боль отразилась и в глазах Мак-Элпайна, едва только он взглянул на дочь и на ее забинтованную левую ногу, лежащую поверх простыни. Мак-Элпайн наклонился и поцеловал Мэри в лоб.
— Выспись сегодня получше, дорогая. Спокойной ночи, — сказал он.
— После всех этих таблеток, какие мне дали? Да, я постараюсь. Но, папочка...
— Что, дорогая?
— Джонни не виноват. Я знаю, что не виноват. Это все его машина. Я уверена в этом.
— Мы во всем разберемся. Джекобсон занимается машиной.
— Ты увидишь. Ты попросишь Джонни, чтобы он повидал меня?
— Не ночью же, дорогая. Мне кажется, он не совсем в порядке.
— Он... он не совсем...
— Нет, нет. Шок. — Мак-Элпайн улыбнулся. — Его тоже напичкали таблетками, как и тебя.
— Джонни Харлоу? В шоке? Я не верю в это. Трижды попадал в смертельные ситуации и никогда...
— Он видел тебя, видел, что с тобой, моя дорогая. — Мак-Элпайн сжал руку дочери. — Я еще вернусь попозже.
Мак-Элпайн вышел из палаты и отправился в регистратуру. Доктор у стойки разговаривал с медсестрой. У него были седые волосы, лицо аристократа и очень утомленные глаза.
— Вы наблюдаете мою дочь? — спросил его Мак-Элпайн.
— Мистер Мак-Элпайн? Я доктор Шолле.
— Она выглядит очень скверно.
— Нет, мистер Мак-Элпайн. Ничего сложного. Она просто находится сейчас под воздействием обезболивающих лекарств. Это чтобы снять боль, понимаете?
— Я вижу. И как долго она будет...
— Две недели. Возможно, три. Не больше.
— Еще вопрос, доктор Шолле. Почему вы не сделали ей вытяжение?
— Думается, мистер Мак-Элпайн, вы не из тех людей, кто боится правды.
— Почему вы не сделали ей вытяжение?
— Вытяжение применяют при переломах, мистер Мак-Элпайн. Ваша дочь не просто сломала лодыжку левой ноги, а — как это сказать по-английски? — лодыжка у нее раздроблена, да, размолота в порошок, и никакая хирургическая операция здесь не поможет. Будем собирать и соединять осколки кости.
— Значит, она больше никогда не согнет лодыжку. — Шолле утвердительно кивнул. — Всегдашняя хромота? На всю жизнь?
— Вы можете созвать консилиум, мистер Мак-Элпайн. Вызвать лучшего специалиста-ортопеда из Парижа. Вы имеете право...
— Нет. Все это ни к чему. Все и так ясно, доктор Шолле. От правды никуда не денешься.
— Я глубоко сочувствую вам, мистер Мак-Элпайн. Она прекрасная девушка. Но я только хирург. Чудо? Нет. Чудес не бывает.
— Благодарю, доктор. Вы очень добры. Часа через два я приду снова?
— Лучше не надо. Она проспит не меньше двенадцати часов. Или даже шестнадцати.
Мак-Элпайн понимающе кивнул.
Даннет отодвинул тарелку, так и не притронувшись к еде, взглянул на тарелку Мак-Элпайна, тоже нетронутую, затем посмотрел на самого задумавшегося Мак-Элпайна.
— Я не предполагал, Джеймс, — сказал он, — что мы не такие крепкие, как думали о себе.
— Возраст, Алекс. Он дает о себе знать.
— Да. И, кажется, очень сильно. — Даннет, придвинув тарелку, сокрушенно поглядел на еду и опять решительно отодвинул ее. — Ладно, я думаю, что это, черт возьми, все-таки лучше ампутации.
— Это так. Это так. — Мак-Элпайн поднялся. — Давай-ка пройдемся, Алекс.
— Для аппетита? Не поможет. Мне, во всяком случае.
— И мне не поможет. Я просто подумал: стоит поинтересоваться, не нашел ли Джекобсон что-нибудь.
Гараж был длинный, низкий, со стеклянным потолком, сияющий от света висящих ламп, очень чистый и пустой. Джекобсон возился в дальнем углу над изувеченным «коронадо» Харлоу, они увидели его сразу, как только со скрежетом открыли металлическую дверь. Он выпрямился, поднял руку, показывая, что заметил Мак-Элпайна и Даннета, и снова занялся осмотром машины. Даннет притворил дверь и спросил спокойно:
— Где же остальные механики?
— Вы бы уже должны знать, — ответил ему Мак-Элпайн, — что Джекобсон занимается работой над пострадавшими машинами всегда только в одиночку. Слишком низок уровень остальных механиков, считает он. Говорит, что они не заметят причину аварии или, еще хуже, уничтожат ее своей грубой работой.
Оба прошли вперед и стали молча наблюдать, как Джекобсон возится с поврежденной тормозной гидравлической системой. Но не только они наблюдали за ним. В открытой раме крыши, прямо над ними, незаметный для находящихся внизу, поблескивал отраженным светом мощных ламп некий металлический предмет. Это была восьмимиллиметровая кинокамера. Держащие эту камеру руки сейчас вовсе не тряслись. Это были руки Джонни Харлоу. Лицо его было бесстрастное и совершенно трезвое.
— Итак? — спросил Мак-Элпайн. Джекобсон выпрямился, потирая поясницу.
— Ничего. Ничего нет. Подвеска, тормоз, двигатель, трансмиссия, обода колес, управление — все о'кей!
— Однако управление...
— Косое усилие. Перелом под давлением. Иного ничего не могло быть. Все было в порядке, когда он загородил дорогу Джету. И не говорите, что в ту секунду у него отказало рулевое управление, мистер Мак-Элпайн. Совпадение есть совпадение, но такое бывает не часто.
— Значит, мы блуждаем впотьмах? — спросил Даннет.
— Все ясно как божий день, я настаиваю на этом. Водительский просчет. Старейшая причина.
— "Водительский просчет". — Даннет покачал головой. — Джонни Харлоу не допустил бы этого ни за что в жизни.
Джекобсон улыбнулся, но глаза его оставались холодными.
— Хотел бы я знать, что сказал бы на этот счет дух Джету.
— Все это нам не поможет, — проговорил Мак-Элпайн. — Пошли-ка в гостиницу. Вы даже не поели, Джекобсон. — Он взглянул на Даннета. — Стаканчик в баре перед сном, думаю, нам необходим, потом наведаемся к Джонни.
— И только напрасно потеряете время, сэр. Он в полной отключке, — уверенно сказал Джекобсон.
Мак-Элпайн внимательно посмотрел на него, потом очень медленно, после долгой паузы произнес:
— Он еще чемпион мира. Он еще номер первый в команде «Коронадо».
— Так, значит, все еще так?
— А вы хотите, чтобы было иначе?
Джекобсон направился к умывальнику, чтобы вымыть руки. Не сразу повернувшись, сказал:
— Вы здесь босс, мистер Мак-Элпайн.
Мак-Элпайн ничего не ответил. Наконец Джекобсон вытер руки, все трое вышли в полном молчании из гаража и закрыли тяжелую металлическую дверь за собой.