— Теперь можно, — сказал Кинескоп. — Раз уж вы знаете, то и братьев увидите. Красный вернётся, я ему скажу.
— А когда он вернётся?
— А кто его знает? Дело молодое: гуляй себе…
— А позвать их можно?
Старик Кинескоп подумал немного, спросил у Кеши:
— Дома кто есть?
— Родители.
— Значит, не позовёшь. Рыжий при них не станет по телефону говорить: заметят неладное. Да не торопись ты, познакомитесь ещё. Сегодня и познакомитесь.
— Когда? — Нетерпение друзей было слишком велико, чтобы Кинескоп его не заметил. Хитрый был Кинескоп старик, всё подмечал, всё видел, выводы делал, на ус мотал. И молчал…
И Кеша решил не торопить события. Время обеденное, отец, поди, удивляется: не пришли за ним, на испытания кордовой модели не пригласили. Надо пойти объяснить, а заодно и пообедать. Только вот Кинескоп…
— Кинескоп, — сказал Кеша, — может, вам поесть приготовить?
— Это ещё зачем? — удивился Кинескоп. — Разве я просил? Духи не едят, им это ни к чему. — Тут он заулыбался хитро, сморщил физиономию: — А у меня духовной пищи невпроворот. С девяти утра питаться могу, с утренней зарядки в телевизионной студии. Правда, пища не всегда калорийная…
— Тогда мы пойдём. — Кеша вскочил и хлопнул друга по плечу. — Пошли, Гешка, к нам обедать. Мама звала. И про модель отцу сказать надо. А то ведь звали, время назначили. Неудобно.
— Идите, идите, — напутствовал их Кинескоп. — Я тут пока подремлю на свежем воздухе. А к тому времени и Красный вернётся. Может, и Рыжий зайдёт. Познакомитесь…
Ребята уже было пошли, оставив Кинескопа спать на Гешином диванчике, накрыв его шерстяным пледом, когда Кеша всё-таки решился на провокационный вопрос. Таким уж он парнем был, этот неугомонный Кеша, всё-то ему хотелось знать сразу, не любил оставлять ничего на потом.
— Дедушка, — сказал он вкрадчиво, — вам начальство разрешило с нами познакомиться, а как же братья?
— А что братья? — вскинулся старик.
— Им тоже разрешили?
— Дурень ты! — в сердцах сказал Кинескоп. — Сыщик липовый, Шерлок Холмс несчастный, майор Пронин недоразвитый. Всё-то ему знать надо… А может, оно и к лучшему… — Он значительно посмотрел на ребят. — Это не мне с вами познакомиться разрешили. Это вам со мной познакомиться велено было.
— Зачем? — спросил Геша.
— Кем? — одновременно вырвалось у Кеши.
И старик Кинескоп ответил по порядку:
— Зачем — со временем узнаете. А кем… Великим Духом Электричества!
И сказал он это так значительно, так громогласно, что в воздухе промелькнула синяя молния, запахло озоном и перегоревшими пробками. А скорей всего, это ребятам лишь показалось, потому что холодильник на кухне урчал по-прежнему, а как он мог урчать, если бы пробки перегорели?
— Как его зовут? — тихо спросил Кеша.
А Геша ничего не спросил, потому что был полностью ошарашен и молнией, и странным запахом, и громовыми словами Кинескопа.
— Зовут его Итэдэ-Итэпэ, — почему-то шёпотом сказал Кинескоп. — Но забудьте это имя, не повторяйте вслух, не то случится беда! — Он быстро лёг, укрылся пледом и добавил уже обычным своим хриплым, простуженным голосочком:
— Ну, идите, идите, а я посплю.
Конечно, можно было бы рассказать о Кинескопе Кешиным родителям. В конце концов, они люди прогрессивные, с широкими взглядами, с некоторой долей свободного воображения, обычно исчезающего у человека по исполнении ему шестнадцати лет. В это время человек получает паспорт и автоматически становится взрослым. А взрослому человеку свободное воображение — помеха в жизни. Почему-то взрослые люди не любят эту прекрасную черту характера.
Жалко взрослых, считал Кеша. Скучно им. А возможности — колоссальные! Шофёр автомобиля, например, может представить себя за штурвалом сверхзвукового истребителя, а асфальт Московской кольцевой дороги под колёсами — взлётной полосой.
Повар, помешивающий половником флотский борщ в котле, может представить себя учёным у аппарата, в котором моделируется зарождение первоматерии на Земле.
Да-а, что и говорить, возможностей навалом. Кеша никогда не упускал случая пофантазировать: любое дело веселее идёт. А взрослые? Легко представить, о чём они фантазируют.
Кеша не сомневался, что шофёр, к примеру, на самом деле думает о том, что задний мост стучит и резина на передних колёсах лысая, а завтра всё равно новой не выпишут.
Повар мечтает о том, чтобы никто сегодня в жалобную книгу никаких кляуз не писал, а скорее всего напишут, потому что борщ жидковат, мясо неважное привезли, костей много.
Вот так они и живут, эти взрослые. Даже самые передовые из них редко позволяют себе помечтать. То есть мечтают-то они непрерывно, но это реальные мечты. А пустить к себе нереальные мечты позволить не могут: стыдно. А чего стыдно — сами не знают.
Кеша обо всём этом серьёзно подумал, взвесил возможности своих — пусть прогрессивных, но всё же взрослых — родителей и решил, что на духов их воображение не потянет. Не примут они духов, хоть ты лопни. Пусть-де старик Кинескоп перед ними польку-бабочку спляшет — всё равно не поверят. Так что лучше смолчать, не позориться по-пустому. А то услышишь традиционное: «Какой ты ещё ребёнок, Кешка!» Как будто в том, что он ребёнок, есть что-то постыдное.
Уже в лифте он сказал Геше:
— О Кинескопе — молчок. Никому!
— Спрашиваешь! — подтвердил Геша, и стало ясно, что он тоже хорошо взвесил все «за» и «против» и мнения на сей счёт у них с Кешей совпали. Да и не могло быть двух мнений в этой ясной ситуации.
За обедом отец спросил:
— Ну как испытания? Состоятся?
— Вряд ли, пап, — озабоченно сказал Кеша.
— Недоделки в конструкции?
Что ж, если ответ подсказывают, грех не воспользоваться подсказкой — это вам каждый школьник подтвердит.
— Есть кое-какие… Да и негде испытывать: на пустыре доминошники стол врыли.
— А вы рядом. Не помешаете.
— Это ты так считаешь. А Пётр Кузьмич считает иначе. Он своё мнение ещё утром высказал.
— Безобразие! — возмутилась мама. — Что у них, другого места для стола не нашлось? И вообще, наш двор превращается в какой-то заповедник. С собаками гулять не разрешают. Теперь уже детям играть негде. А завтра и нас попросят по стеночке ходить… Хороша общественность! Пётр Кузьмич с компанией. Там один Витька чего стоит!
— Витька стоит три рубля, — сказал отец, — это общеизвестно. А Пётр Кузьмич — фрукт дорогой. Его не укусишь. С ним надо бороться всерьёз.