Ерофеев подождал – не возразит ли кто, но ординаторы молча ждали продолжения.
— Все оставляется до прихода лечащего врача. По мнению дежурного врача, какие-то десять часов роли не играют. Но к семи утра понедельника больной благополучно умирает в палате. Вернее, насколько я понимаю, в семь утра дежурная медсестра замечает, что один из ее подопечных перешел в мир иной, и сообщает об этом врачу. На вскрытие труп уходит с диагнозом острого инфаркта миокарда и двусторонней пневмонии. Мы же находим вместо пневмонии хронический бронхит, на сердце при всем желании не находим ни малейшего признака инфаркта, а кроме того, находим причину смерти – перфорированную язву двенадцатиперстной кишки! О как!
— Действительно, — ахнула Ирина.
— Это называется «просрать больного»! — жестко сказал Ерофеев. — И при всей любви к чести халата и вообще всей больнице в целом, никто не возьмет на себя риск идти в данном случае на подмену диагноза. Да и нельзя замалчивать такие косяки! Их надо разбирать как следует, чтобы больше подобное не повторялось!
— Немного не укладывается в голове – почему не обратили внимание на живот? — подумал вслух Данилов. — Очень странно… И пациент должен был жаловаться на боль в животе и напряжение мышц брюшной стенки…
— Мы танцуем от печки, — развел руками Ерофеев. — Описываем, что увидели и читаем историю болезни. Как там развивались на самом деле события, я не знаю. Но я сам присутствовал на вскрытии…
— Может, умерший был наркоманом? — предположил Денис.
— Никаких признаков, — покачал головой Ерофеев. — Да и возраст нехарактерный – шестьдесят восемь лет. Правда, он крепко пил, печень об этом свидетельствовала недвусмысленно… Вообще-то у меня есть вариант ответа на этот вопрос, но он ничем не подтвержден и в то же время очень страшен, поэтому я не буду его оглашать.
— Он жаловался на живот, Дмитрий Алексеевич, но дежурные сестры кололи ему нечто вроде но-шпы с анальгином, чтобы не беспокоил, — сказал Данилов. — И может быть, даже давали снотворное, предназначавшееся другим пациентам. Нам бы день простоять, да ночь продержаться, а там новая смена придет. Синдром выходного дня.
— Вы читаете мои мысли, — Ерофеев вздохнул и почесал затылок. — Это единственное логичное объяснение случившемуся. Уверен, что больничная администрация все понимает, не первый день работают люди. Пресечь это невозможно. Разве что наорет Ольга Борисовна на главную сестру, та наорет на старших, те – на дежурных. Кто-то в итоге лишится премии и все останется как есть. Се ля ви… Мы, конечно, тоже люди, и мы готовы пойти навстречу нашим коллегам, но всему есть предел!
— Для того чтобы не быть наказанным, надо сделать то, что угрожает твоему начальству потерей места, — словно про себя сказала Ира.
— Давайте оставим эту скользкую тему и вернемся к амилоидозу, — предложил Ерофеев. — У нас остались неразобранными несколько очень интересных стекол.
Микропрепараты просмотрели быстро, обменялись мнениями, зарисовали кое-что для памяти. Ерофеев расслабился и вспомнил очередную историю.
— Год назад в составе комиссии ездил я, скажем так, в один областной центр неподалеку от Москвы. Вообще-то туда должна была отправиться Анна Павловна, но она предпочла посетить очередной научный междусобойчик в Мюнхене. Я ее понимаю, сам бы выбрал Мюнхен на ее месте. А случай был интересный, но и весьма печальный, конечно. Комиссия приехала на гребне волны, поднятой семьей умершего пациента. Речь шла не об одной врачебной ошибке, а о целой цепочке, если хотите – серии.
Ерофеев строго посмотрел на ординаторов и предупредил:
— Я ничего не приукрашиваю, рассказываю, как есть.
— Мы знаем, Дмитрий Алексеевич, — ответил за всех Данилов.
— Тогда слушайте. Мужчина, едва-едва разменявший пятый десяток, обратился к участковому врачу с жалобами на боли в животе. Доктор в компании с поликлиническим хирургом диагностировала хронический панкреатит и начала лечить пациента. Диета, спазмолитики, ферменты.
Последовала многозначительная пауза.
— Пациент лечился амбулаторно около двух недель. Ему был открыт больничный лист, но это так – между прочим. Улучшения не было, напротив, боли все усиливались и учащались. Чуть ли не ежедневно приезжала «скорая» – снимать боли. Приедет, обезболит, передаст актив в поликлинику. Причем из всего положенного обследования не провели ничего, только взяли мочу на диастазу [5] . Баночку с мочой принесла жена, а сам больной все не мог повторить свой подвиг и снова прийти в поликлинику на УЗИ и анализы. В конце концов пациент был госпитализирован в хирургию одного из городских стационаров. Там на УЗИ подтвердили диагноз хронического панкреатита и продолжили лечение. Больше ничем не интересовались – диагноз подтвердился, чего дальше-то искать?
— И в стационаре тоже не было улучшения? — предположил Денис.
— Разумеется, иначе мне там нечего было бы делать, — улыбнулся Ерофеев. — Он умер на пятый день пребывания в стационаре от кровотечения. Перфорация диагностированной язвы двенадцатиперстной кишки. Сами понимаете, что при своевременной постановке правильного диагноза до летального исхода не дошло бы. Ну а дальше пошло-поехало… Родственники стали писать жалобы куда только можно, но пока что в пределах области, а больничная администрация подсуетилась и организовала повторное патологоанатомическое исследование трупа. Его проводил заведующий патологоанатомическим отделением, а для пущей солидности пригласили доцента с кафедры местного мединститута. Город небольшой, все друг друга знают. Врачу, который обнаружил язву, каким-то образом заткнули рот…
— Возможно, от него требовали изменить заключение, а он отказался, вот и понадобилось повторное исследование, — предположил Владимир.
— Не исключено, — согласился Астраханцев. — Но не могу поверить, что он не знал о изменении заключения, ведь повторное исследование подтвердило панкреатит и превратило прободную язву в невинную эрозию. Чего не сделаешь, чтобы вывести хороших людей из-под удара.
— Ух ты! — покачал головой Илья. — Мастера!
— Еще какие, — усмехнулся ассистент. — Но родственников такая откровенная липа не удовлетворила, и они написали в министерство. Так была создана та комиссия, в которую вошел и я.
— И чем все закончилось? — спросил Данилов.
— Участковому врачу – два года условно, и по столько же заведующему хирургическим отделением и лечащему врачу. Главного врача и зама по хирургии сняли… Заведующего патологоанатомией, теперь уже бывшего, тоже осудили условно. Короче говоря, всем сестрам по серьгам… Ну, на сегодня, пожалуй, достаточно. Да, скажу вам по секрету, — Ерофеев подергал себя за бороду, словно собираясь с мыслями, — завтра Георгий Владимирович намерен устроить вам нечто вроде контрольной работы.
— На какую тему? — заволновалась Алена.
— Этого никто не знает, — Ерофеев развел руками. — У него каждый раз новый вариант. Может, повести на вскрытие, может выдать на опознание какие-нибудь заковыристые микропрепараты, а может, просто побеседовать на отвлеченные темы. Все зависит от настроения…